Анья мгновенно каменела, извиняясь, отводила руки и, поймав глазами доктора Бергмана, мгновенно прижималась к нему. Только последнее случалось редко: чаще всего, поглощенный работой, он сидел на стуле напротив больных.
Анья старалась не теряться. Поскольку ближе подойти не получалось, она становилась у спинки кровати, владельца которой они обследовали, и как бы отключалась от присутствия людей. Чтобы с ложной увлеченностью и отсутствующим вниманием слушать то, что доктор Бергман говорит.
Становилось тяжело дышать. Анье не хватало воздуха, не хватало дуновения свежего ветерка. Под конец обхода, вконец обессиленная, она и вовсе стояла у окна, пытаясь вобрать в себя больше кислорода, дабы вспомнить: в которой по счету палате сейчас находится. Она с трудом выдерживала происходящее.
Потому, когда доктор Бергман объявил, что «миссия выполнена», и предложил сходить перекусить, Анья, испытав облегчение, охотно согласилась. Поесть и набраться сил не помешает. К тому же время наедине с начальником можно было использовать с пользой. Может, доктор Бергман сможет ей помочь? Сможет распознать и научно обосновать невразумительное состояние Аньи? Возможно, объясняется все куда как проще, нежели таинственный, непонятно откуда возникший дар?
Они подходили к столовой-кафетерию, предназначенной для рабочего персонала, когда доктор Бергман, внезапно остановившись, предложил заглянуть в соседнюю столовую, в которой обедали пациенты. Она находилась в другом конце коридора.
Анья сперва растерялась: меньше всего ей хотелось возвращаться к высасывающим соки больным: она и без того себя ощущала севшей, непригодной батарейкой. Но доктор Бергман был так воодушевлен и, казалось, не ждал от нее отказа, а сама Анья никогда не бывала в той столовой и давно хотела на нее взглянуть, что согласилась. И сначала даже обрадовалась, что не отказалась и решила пойти.
Потому что перед ней распростерлось удивительной полноты пространство: большое, стильное, живое, как пчелиный рой кишевшее людьми. Белые отштукатуренные стены походили на чистые, белоснежные холсты, на которых писалась затрапезная картина. Частью затрапезной картины являлись блестящие стеклянные перегородки: образуя зеркальные участки, они играли бликами солнечного света. Стройной шеренгой, один за другим, тянулись сдвоенные четырехместные столы. На тонких столешницах, по самому центру, красовались живые зеленые «кусты». Столешницы двух фактур: матовых белых и стеклянных, которых большинство, тогда как стулья походили на пластиковые.
И пол. Поверху стеклянный, он закрывал островки искусственной зелени, словно сгустки краски, разлитые по воде в хаотичной беспорядочной последовательности. Казалось, Анья шагает по озеру, по самой верхушке тончайшей глади, чистой и неестественно-прозрачной, не проваливаясь под красочное дно. Тогда как на дне, под хрустальной пленкой, зеленели молодые, сочные луга. Пригляделась: такие же зеленые «мазки» она приметила и под стеклянными столешницами.