Жанна била еще и еще, кулаком, туда, в лицо, которое в ее памяти было красивым и счастливым, цветущим нежной улыбкой. Пальцы ее скользили по шелковой ткани, отчего-то между ними были расползшиеся нитки и волосы, словно Жанне удалось порвать прочный шелк и намотать косу Ивон на свой кулак.
– Гадина! – пыхтела Жанна, ногами пиная скрючившуюся у ее ног жертву, у которой сил не было даже сопротивляться. – Кем ты себя возомнила, засранка?
Драка утомила Жанну, она на миг притихла, стоя кверху задом, согнувшись и раскачиваясь, переводя дух, все так же цепко удерживая жертву за волосы.
– Ну, что молчишь? – садистским голосом спрашивала Жанна, тыча ногой в согнутую спину. – Что, корова? Подышала немного? Вставай и отвечай, когда тебя спрашивают! Нарочно меня злишь? Чтобы показать, какая я плохая? Этого ты добиваешься? Этого хочешь? Хочешь меня разозлить, хочешь, чтобы я нервничала и страдала? Ты всегда делала так, чтобы я из-за тебя казалась плохой!
Голос Жанны разросся в истерический безумный крик, полны животной злобы. Она крепче ухватила свою жертву и что есть сил ударила ее головой об пол. Потом еще и еще. Но ответом ей все равно было молчание. Ни вздоха, ни всхлипа.
– Тупая корова, – рычала Жанна с ненавистью. – Ты здесь никто, поняла? Все равно все здесь будет моим. Я здесь хозяйка. Я со всеми буду делать то, что мне вздумается.
Хочешь есть мой хлеб – работай! Подчиняйся! Делай то, что я хочу!
Она снова подняла свою жертву на ноги, насильно заставила ее разогнуться, и несколько раз ударила под капюшон, в лицо, кулаком – а потом чья-то чужая рука вдруг ухватила розовый плащ, резко и сильно дернула его, и в руках у Жанны, испытывающей ненормальное наслаждение от избиенья, оказалась пустота.
Ничего.
Ни волос, запутавшихся в потных жирных пальцах, ни крови от разбитых губ, ничего.
Все это время она избивала и трепала морок, обман, наведенный на нее каким-то искусным магом.
А Ивон, ненавистная Ивон, в это же самое время где-то далеко танцевала и улыбалась обнимающему ее королю...
И Жанна ощутила, как дрожат ее мокрые от пота пальцы.
Зато чужие – стальные и жесткие, – сильные сухие пальцы с острейшими загнутыми когтями удушающим ошейником сомкнулись на ее горле, запрокидывая ее лицо вверх, к потолку. Невероятная сила вздернула Жирную Жану вверх, в воздух, лишив ее опоры, и припечатала ее со всего размаха к стене. Жанна пребольно треснулась затылком, но даже завыть не смогла – пальцы давили ее горло так, что из него не могло вырваться ни звука.
– Нравится издеваться, да? Слабых бить нравится? – пошелестел змеиный шипящий голос, и в перекошенное лицо Жанны глянули зеленые глаза.