Валиант не убил Жанну сразу только потому, что не мог найти подходящее ее мерзости наказание. Он хотел влить в ее тело столько боли, чтобы каждая клеточка его разорвалась от страдания.
Он смотрел в ее круглое, обрюзгшее лицо, на складки жира, оплывающие с ее белой шеи на его пальцы, чувствовал, как она колотит ногами, стараясь сползти вниз и ощутить под ним пол, и никак не мог придумать наказание.
Отчего-то сцена избиения морока его потрясла до глубины души.
В сотворенном магией призраке он ясно увидел черты Ивон, если уж не лица, так нежного тела. Ее слабость, ее хрупкость, ее беззлобность и чистоту, нежное смирение.
А этот жирный демон, воняющий травяной горечью, потом и кровью, просто уничтожал все то, что было в Ивон хорошего. Уничтожал, калечил и убивал целенаправленно и с удовольствием.
Не в первый раз, конечно.
В безупречном верном сердце Валианта вдруг яркой и колючей звездой родилась нежная жалость к Ивон – к бедной и чистой девочке из странной, омерзительной семейки, которая и ее красоту и юную свежесть попыталась обратить в товар во благо себе. А потом этот товар, конечно, смахнули бы с полки, втоптали бы в грязь, забили бы до неузнаваемости, изуродовали и изломали, как хрупкие цветы, чтобы так уж не бросалась в глаза разница между Ивон и Жанной...
Да и просто так. За ненадобностью. Ивон была не дорога и не ценна своей семье. Не нужна. Не родна и не понятна. Для них она была что та дешевая свеча в сундуке – чтобы сгорела и исчезла, и только. Если потребуется еще такая Ивон, то ее найдут среди слуг, или среди нечаянных, малознакомых людей. Среди того, кого не жалко, и с кем сердечными узами не связан.
И можно ли судить и обвинять Ивон, беззащитную и одинокую, окруженную этими жадными тварями, в том, что она подчинилась им, запуганная и забитая, и пошла на обман короля?..
Все эти размышления Валиант пережил болезненно. Жалость и внезапная симпатия к Ивон остро отточенным лезвием кромсала его верность королю, он понимал, что вынужден будет выдать Ивон, но при этом его чувства к ней из сердца, из души никак не вытравить. Ему придется разрываться, метаться меж двух огней. И выбора нет.
Он будет говорить королю о ее предательстве, о коварстве, что готовила эта семейка, о том, как она пошла на подлог, а жалость к ней будет рвать его сердце, как острый стальной крюк попавшуюся и сильно бьющуюся рыбу.
– Что же ты молчишь, Жанна? – продолжал свой допрос Валиант. – Нечего сказать в свое оправдание?
Под рукой его хрустело, лопалась натянутая кожа. Жанна сикотила ногами все быстрее и отчаянней, в груди ее булькало.