По перекошенному, мертвенно-бледному лицу толстухи градом струился пот.
Грязноватые зубы скрипели, и все тело Жанны точно походило на опасное тело вепря, прячущегося в листве.
– Ду-у-ура, – выдохнула Жанна так, что в комнате стало жарко. – Ты же составляешь индульгенции. Должна бы знать, что наша смерть есть расплата за грехи. И больше нас за наши пришлые жизни никто не имеет трогать. Даже король. Мы расплатились сполна; а новых грехов пока не совершили.
Она перевела жуткий, немигающий взгляд на разоренный сундук, шумно дыша, словно вынюхивая добычу в подлеске, и мать с братом отшатнулись от нее на шаг.
– Вывешивай флаг раскаяния, старая ведьма, – тихо выдохнула Жанна. – Пусть все видят, что индульгенция нас освободила. А ты, – Жанна кинула острый алый взгляд на братца, – снова пиши контракт. точно такой же. Я от своей цели не отступлюсь. Теперь – нет.
– Но индульгенции на этот контракт у тебя нету, – напомнил осторожный Вольдемар.
– Вот поэтому, – скаля черноватые зубы, ответило ему чудовище с алыми глазами, – надо все сделать быстро и хорошо. Я им всем еще покажу... всем... всем...
Утреннюю ванну Ивон принимала не одна, в окружении прислужниц. И прислуживать ей должны были ни меньше, ни больше – остальные претендентки на роль невесты короля.
Это показывало обеим сторонам их место. Ивон немного поднялась в статусе надо всеми, но все же присутствие иных девушек во дворце показывало Ивон, что король еще не сделал свой выбор.
Однако, девиц как будто бы не смущало, что король выбрал Ивон на ночь. Все той же пестрой, беспечно смеющейся стайкой они окружили ее и увлекли в ванную комнату, помогли избавиться от ночной одежды, усадили в теплую воду и принялись наливать в нее ароматных масел, взбитой пены, чтобы отмыть с кожи Ивон всякое пятнышко. Они болтали, ахали, поворачивая ее ладони так и этак, беззастенчиво рассматривая ее кожу, ногти, форму пальцев, словно имели возможность и хотели повторить все это в своем теле, дабы понравиться королю.
Они массировали ее плечи и шею, наперебой хваля ее и стыдливо хихикая в кулачок, если им вдруг казалось, что они замечают на ее теле следы от крепких поцелуев.
Ивон все это было странно и неприятно. Она старалась спрятаться от любопытных глаз в воду, под пену, но помогало это мало.
В этой веселой и беспечной стайке, однако, не все были однородной массой. Ивон сразу заметила девушку – рослую, черноволосую, красивую, гладкую, в богатом желтом платье. Она была явно из очень хорошей и богатой семьи, и на отбор ее никто не уговаривал.