Десять тысяч золотых у мадам Зинан были; собственно, если б Жанна знала, что их нет, она бы и не заводила разговоров... или заводила, но заставила бы мать пойти с протянутой рукой по соседям и родным, чтобы наскрести нужную сумму на подарок дочери ко дню рождения. Но эта сумма была невероятно, заоблачно огромной; это было практически все состояние Зинан, и Жанна сейчас требовала все это отдать, кинуть деньги на алтарь ее желаний.
– Ну, дай! Дай денег мне! Я потом верну!
Жанна выкрикивала эти слова так грозно и так знакомо, что мадам Зинан казалось – ее буйный муж восстал из могилы и сейчас двинет кулаком ей в зубы.
– Нету у меня, – привычно огрызнулась грубая Зинан.
– Вольдемара тогда надо заставить написать этот контракт, – мгновенно произнесла Жанна, успокоившись. – Он же ученый! Сколько отвалили за его обучение в столичном университете? Вот и пусть пишет, чтоб хоть учился не зря. А то просиживает дома штаны без дела.
Похоже, Жирная Жанна действительно продумала и предусмотрела все. И даже то, что мать не даст ей денег на эту авантюру – тоже.
– Ай-ай-ай! – заверещала Зинан, чувствуя, что Жирная жадная Жанна покушается на святое – на любимого сына. И это уже было опасно, потому что сына Зинан любила так же, как и Жанну, если не больше. Вольдемар был кругл, добродушен, толстогуб и толстозад, как и его мать, и, видимо, в схожести с нею и крылась разгадка ее любви к сыну. – Всю семью извести решила?! Всех погубить?! Вольдемара не дам впутать в твою авантюру! Из-за твоих глупых желаний...
– Я королевой стану, – грубо перебила ее Жанна. – На золоте пить-есть станем. Заведем лошадок и собак породистых. Дом обновим. В карете по городу станем ездить. Чем плохо? Ну, денег давай, или Вольдемара зови домой!
Денег Зинан было категорически жаль; а потому, повздыхав и поломавшись, она все же решила написать сыну письмо с тем, чтобы он поскорее прибыл в отчий дом для решения семейных важных и неотложных дел.
***
Ивон пришла в себя от грубой встряски. Кто-то крепко сжимал ее за плечи и тряс что есть сил, так, что голова ее болталась на слабой шее, как пустой орех. Девушка с трудом сообразила, что лежит на жестком ложе, укрытая то ли плащом, то ли еще какой тяжелой, теплой одеждой, и вставать ей категорически не хотелось.
С трудом разлепив тяжелые веки, девушка увидела перед собой неясную фигуру, облаченную в темно-фиолетовые, почти черные, одежды. Лицо неизвестного закрывала грубая железная маска, такая жуткая, что Ивон мгновенно пришла в себя.
Выкованные кузнецом металлические черты навевали мысли о жуткой казни в костре.