– Ничего… Господи… как все тошно…
Она снова заплакала, отворачиваясь, ледок жалобно хрустел у нее под каблучками.
– У вас, может быть, несчастье какое?
– Нет у меня ничего… Господи… сдохнуть бы … и то лууучше…
– Эээ… нет. Так дело не пойдет, – он решительно взял ее за плечи, – Ну-ка успокойтесь. Быстро!
– Не кричите на меня… я вааам не слееесарь заводской…
– Вот. Уже лучше.
– Отстаньте…
– Не отстану.
– Да отвяжитесь вы! Вон все смотрят…
– И пусть на здоровье смотрят. Сейчас мы возьмем машину и я вас отвезу домой…
– Еще чего… не поеду…
– Поедете. Идемте…
– Господи, какой надоеда… ну какое вам дело…
– Мне до всего есть дело…
– По долгу службы, что ли…
– Ага.
– Ну хоть не жмите руку-то мне!
– Извините… вон идет… шеф! стой!
– Да… так он и остановится…
– Мерзавец…
– Как все глупо…
До моста они дошли молча, его рука бережно сжимала Маринину кисть.
Такси, как по заказу, выскочило из-за угла и притормозило на требовательный взмах Сергея Николаича.
«Ишь ты, решительный какой», – раздраженно думала Марина, садясь в машину, – «Теперь не отстанет… А. чорт с ним. Хоть кому-то до меня есть дело…»
Косясь на заплаканную пассажирку и на ее молчаливого спутника, шофер нещадно своротил шею оплетенной кожей баранке, развернул машину и многообещающе захрустел переключателем скоростей…
– Да. Все ясно с тобой, – устало улыбнулся Сергей Николаич, разливая остатки коньяка в стопки.
Затягиваясь сигаретой, Марина молча кивнула. Они сидели на кухне при свете все того же ночничка. Сигаретный дым медленно втягивался в только что распахнутую форточку, светло-коричневый пиджак Сергея Николаича по-домашнему висел на спинке стула, его лежащие на столе электронные часы показывали 24.09.
– Со мной давно уже все было ясно, – Марина встала, тряхнула опустевшим чайником.
– Плохо, Марина Ивановна, – вздохнул Сергей Николаич и поднял свою стопку, – Твое здоровье.
– Мерси… – она поставила чайник под кран, шумно наполнила.
– Скажи… фууу… – поморщился, выпив, Сергей Николаич, – А почему ты дальше не пошла учиться? В консерваторию?– А мне пальчик раздавили.
– Как?
– В троллейбусе. Дверью.
– Чорт возьми… И что?
– Ничего. Жива пока. Но профнепригодна, –засмеялась Марина, ставя сверкающий и тяжелый чайник на плиту.
– Да, – вздохнул он, – Все не как у людей… судьба-индейка…
– Слушай, пошли туда, – морщась пробормотала Марина, – А то тут накурено…
Чайник остался одиноко посверкивать на плите, голубой ночничок перекочевал в комнату.
Потирая затекшую спину, Сергей Николаич прохаживался, разглядывая висящие на стенах картины. Марина села по-турецки на тахту.