М. Е. Катуков встретил меня радушно, попросил рассказать о прошлой службе.
Ну вот, вопрос прямо в точку — танкист-то я от нуля…
— Большой беды нет, — успокоил меня М. Е. Катуков, — будем считать, что тебе повезло: корпус стоит, и, пока стоит, есть время подучиться. Остальное все от тебя самого зависит. Не стоит ведь объяснять, что одного боевого опыта, чтоб завоевать расположение подчиненных, мало. Надо хорошо знать и технику и вооружение… У танкистов прослыть случайным человеком нетрудно, вот отделаться потом от этого мнения трудно…
С тем и явился я в бригаду. Первое, что сделал, вызвал заместителя по технической части инженер-майора Горбунова. Разговор был краток, но ясен для обоих. Е. X. Горбунов все сразу понял и сказал доброжелательно:
— Ничего, товарищ полковник. Прежде всего давайте за вами закрепим самого грамотного замкомроты по техчасти — техника-лейтенанта Мухина. Возьмите себе самого лучшего механика-водителя. Ну, старшину Полторака. На танк к вам дадим в наводчики сержанта Васина. Часа три в день в комбинезоне…
— Пять, — поправил я.
Инженер-майор недоверчиво оглядел меня: дескать, имеет ли представление этот щупленький человечек, что такое пять часов в танке?
— Хорошо. Составим расписание ваших занятий из расчета пяти часов в день.
Уже на следующий день я понял, что зампотех имел основания для сомнений: даже три часа в танке (два уходило на занятия по материальной части) — это не пять и даже не восемь за баранкой в кабине автомобиля. Пот заливает глаза из-под шлема, чувствуешь себя как мешок костей, которым бьют о железные стенки.
Но рядом крепкие руки моего учителя — старшины Полторака и приглушенный ободряющий его голос: «Хорошо, товарищ полковник, ей-богу, хорошо». А где уж там хорошо, сам вижу: швыряет мою машину, как будто это и не тяжелый танк, а деревенская колымага.
И опять голос Полторака: «Вот, вот уже совсем хорошо, товарищ полковник…»
Знаю, что Л. А. Полторак после войны работал ведущим инженером на одном из предприятий. Но если б мне сказали, что он учительствовал где-нибудь, я бы воспринял это как не менее естественное — на себе испытал его педагогический дар.
Месяца через полтора я уже мог позволить себе делать критические замечания командирам и техникам по проведению техосмотров машин, восстановлению неисправной техники, подготовке ее к предстоящим боям…
Работал по восемнадцать часов в сутки и — как награда за это — узнал, что зампотехи полков жалуются на придирчивость нового комбрига: «Учили-учили, выучили на свою голову…»
На совещаниях у комкора я поначалу позволял себе высказываться только по вопросам тактики — здесь помогали полученные еще в академии сведения по тактике бронетанковых войск, их действий при прорывах, при нанесении контрударов и контратаках и так далее. По техническим вопросам предпочитал отмалчиваться.