.
Из рассказов о встрече «исчез» посредник Жан-Пьер Мюяр. Делёз утверждает: «Феликс пришел ко мне», а Гваттари соглашается: «Я сам к нему пришел, но во второй раз это он предложил мне вместе работать»[35]. Если они не слишком распространяются о том, как шла работа над рукописью – «секрет», говорит Делёз, – они более откровенны, когда речь заходит о совместной работе. Делёз упоминает Клейста, чтобы объяснить, что у него происходит с Гваттари. Когда идеи рождаются в разговоре, их появление сопровождается заиканием, эллипсами, нечленораздельными звуками – «дело не в том, что мы что-то знаем, дело в определенном состоянии нас самих…» – и Делёз подтверждает, что «вдвоем легче» привести себя в это состояние[36]. У них были устные сессии, на которых, в качестве сухого остатка диалога, принимались решения о том, за какие темы браться. После этого каждый садился писать свои варианты, которые они посылали друг другу: «Один становится чем-то вроде вкрапления или цитаты в тексте другого, но через какое-то время уже не разобрать, кто кого цитирует. Это письмо с вариациями»[37]. Очевидно, такая совместная работа предполагает общность жизни, мысли, реакций на мир: «Условием такой совместной работы является существование имплицитного, необъяснимого общего фона, который заставляет нас смеяться и тревожиться по тем же поводам, расстраиваться и воодушевляться одними и теми же вещами»[38].
Гваттари тоже говорит об устных сессиях и обмене вариантами текста. В любом случае это диалог между двумя людьми с очень разным характером:
Мы очень разные: так что ритмы освоения темы или концепта у нас тоже очень разные. Но, конечно, есть и взаимодополняемость. Я больше склонен к рискованным операциям, я – «концептуальный спецназовец» по внедрению на чужую территорию, если так можно выразиться. А у Жиля тяжелое философское вооружение, интендантская служба в виде библиографии..?[39]
Делёз, всегда страшившийся дискуссий, которые казались ему бесплодным обменом мнениями, противопоставляет им практику разговоров, которые, наоборот, пробуждают внутреннюю полемичность высказывания. Их диалог возникает из самой настоящей аскезы: «Когда один говорит, другой замолкает. Это не только закон, необходимый для того, чтобы понять, услышать друг друга, но это означает, что один постоянно предоставляет себя в распоряжение другому»[40]. Даже если идея, предложенная одним, кажется другому нелепой, он все равно обязывается искать для нее основание, а не оспаривать ее: «Даже если бы я сказал ему, что в центре земли смородиновое варенье, его роль состояла бы в том, чтобы найти основание для этой идеи (если идея была в этом!)»