В этих общинах детей и взрослых возникает деликатная проблема возможных отношений и их границ. Клод Сигала «попытался внедрять телесные отношения между воспитателями и детьми как возможный модус отношений»[1422]. Но здесь они сталкиваются с границами определенного табу, табу педофилии. Гваттари пытается убедить Сигала не идти по этому пути, который грозит компрометацией его начинания и может завести его в тупик. Ассоциация Клода Сигала привлекает ряд воспитателей, которые, как выясняется, были педофилами. В марте 1982 года против ассоциации возбуждается дело на основании показаний одного из детей. Этот ребенок, помещенный в Coral Управлением санитарно-социальной помощи департамента Гар, был особенно трудным. Несколько раз он попадал в новости из-за своих побегов, а после того, как ему предъявили обвинение в изнасиловании девочки из Эг-Вив и в попытке поджога леса, он выдвинул обвинение против Coral в том, что его там изнасиловали. В конце года Сигала был арестован и попал под следствие за то, что якобы покрывал эти практики. Ассоциации Coral приписываются связи с международной сетью педофилов, которые торгуют порнографией. В итоге в деле от этого обвинения ничего не осталось, однако судья все равно оставляет Клода Сигала в тюрьме: «Нужно, чтобы ты срочно посмотрел дело! Меня это начинает (!) доставать. Мое заключение вообще НИЧЕМ не оправдано», – пишет он Гваттари [1423].
Клода Сигала поддерживает не только Гваттари, но и другие – Эдгар Морен, Брюно Фраппа, издание Canard enchaîné: «Феликс, мне нужно выбраться во что бы то ни стало из этой дыры: я схожу с ума, я боюсь всех этих несправедливостей и мерзостей. Ты знаешь, как я люблю Coral и все то, чем я там занимаюсь. Мои девочки в полной растерянности. Жена в панике: вот настоящее преступление»[1424]. В тексте, отправленном Гваттари и написанном в тюрьме, Клод Сигала уточняет свою позицию по вопросу педофилии:
В сексуальных меньшинствах меня интересует вовсе не извращение. Я очень быстро заметил, что Coral стал местом, которое интересно педофилам, не потому, собственно, что там принимают детей, а, главное, потому, что там свободная структура самоуправления, в которой основное место отводится несовершеннолетним. Мы всегда умели установить границы уважения к Другому. Видеть в педофиле индивида, который выслеживает ребенка, чтобы «поиметь его» – это слишком ограниченная картинка, которая имеет мало оснований в реальности и соответствует лишь одному типажу, который я считаю чрезвычайно редким. Я никоим образом не защищаю подобных извращенцев. Но чаще всего, как мне кажется, встречаются люди, которые любят детей и дарят им свободу. Ребенок нуждается в Любви. И любовь, приходится это повторять, – это не обладание, а наоборот, способность сделать другого счастливым…»