.
Эти отсылки к катастрофе, которую тогда переживала бывшая Югославия, и на опасность распространения военного насилия на всю планету показывают обеспокоенность Гваттари, который анализирует первую войну в Ираке в 1991 году как проявление американской гегемонии, навязавшей свое решение международному сообществу. Не отрицая важной роли иракского диктатора в развязывании войны, Гваттари говорит о ситуации искажения международного порядка, которая привела к этому катастрофическому итогу. Составляющие этой ситуации – сообщничество мировых держав в конфликте между Ираком и Ираном, нерешенные палестинский и ливанский вопросы, политика крупных нефтяных компаний и «вообще тот факт, что отношения между Севером и Югом развиваются все в том же катастрофическом режиме» [1643].
Война в Ираке вызывает столь же сильное отторжение и у Делёза, который вместе со своим коллегой по университету Париж-VIII Рене Шерером подписывает необычайно резкий текст: «Мерзкая война»[1644]. В нем авторы разоблачают уничтожение иракского народа под предлогом освобождения Кувейта Пентагоном, представленным как «орган государственного терроризма, экспериментирующий со своим оружием»[1645]. Они также обрушиваются с критикой на французское правительство, порицая его за излишнюю сговорчивость: «Наше правительство не перестает отрицать собственные заявления и все сильнее втягивается в войну, которой у него была возможность воспротивиться. Буш поздравляет нас, как поздравляют слуг»[1646].
По настоянию друга Гваттари Саши Гольдмана в этой атмосфере после войны в Персидском заливе и в самый разгар войны в бывшей Югославии начинается многоэтапный диалог между Гваттари и Полем Вирилио. Они провели три сессии: 4 мая, 22 июня и 4 августа 1992 года: «Война в Испании была лабораторией. Война в Персидском заливе, война в Югославии – лаборатории для чего-то, что придет позже. То, что произошло в 1990-е годы, кладет конец оружию массового поражения, которое меняется на оружие массовой информации»[1647]. В этом диалоге Гваттари постоянно возвращается к своему главному вопросу о способах трансформации субъективности, связывая новые военные технологии, новые стратегии с «условиями производства субъективности, с которыми они смыкаются»[1648]. Саша Гольдман посылает партнерам распечатку этого диалога в августе. Вирилио сидит за корректурой текста, когда раздается телефонный звонок от Антуана де Годемара: «Он сказал: „Поль, знаешь, что случилось с Феликсом?“ Я ответил: „Нет, он разозлился?“ Потому что мы немного повздорили, и я думал, что он больше не хочет писать со мной книгу. А он мне ответил: „Нет, он умер“»