Слышу топот, отпихивая от себя его руки.
— Вы уроды моральные! — кричу, задрав голову и глядя на него.
Его лицо становится ледяной маской.
— Хорошего вечера, — бросает, выскакивая на сиденье и перепрыгивая на соседний ряд.
Его дружки, как обезьяны, делают то же самое. Перепрыгивая через сиденья, ломятся к выходу, чуть не сбив с ног возникшего в проеме контроллера.
Никита сидит на полу между рядами, присыпанный попкорном. Прикрыв руками голову и очень тихий. Его футболка разорвана на плече.
— Ник… — утираю слезы, падая рядом с ним на колени. — Никита.
Провожу пальцами по его сбитым костяшкам, не зная, чем помочь…
— Не трогай, — говорит он, не двигаясь. — Убери руки.
Сглатываю, прижимая их к груди.
Его голос такой холодный. Светлые волосы всклокоченные. Опустив лоб на согнутые колени, он делает глубокие вдохи и выдохи.
По моим щекам бегут слёзы. Всхлипываю, как будто это меня побили, а не его! Они побили его… целый толпой. Уроды! Мне никогда этого не забыть. Это так страшно, что я всхлипываю опять.
— Сама до дома доберешься? — спрашивает он вдруг, не поднимая головы.
— Я… — не понимаю о чем он. — Да… Никит… дай… посмотрю…
Хочу увидеть, что у него с лицом.
О… мамочки…
Новая порция слез застилает глаза. У него разбита губа и из носа течёт кровь. Опершись рукой о ручку сиденья, он встает и начинает молча двигаться по ряду.
Рука с разорванным плечом придерживает рёбра.
Утерев рукавом нос, я иду за ним.
Контролер пытается меня остановить, но я отмахиваюсь, выбегая в фойе.
На улице мокрые щеки обдает ветром, но я опять начинаю скулить, когда вижу, как Барков садится в свою машину прямо так — в футболке, а потом уезжает, оставив меня одну.
Только сейчас до меня доходит, что на улице опять валит снег. Пушистые снежинки крутятся в воздухе, делая все вокруг волшебным и сказочным.
Для всех, кроме меня!
Обхватив себя руками, задыхаюсь от сдавившего горло комка. Вжимаю голову в плечи, смотря то на заметенный парк, то на пустую стоянку кинотеатра. На мужика с собакой, на фонарь, на снег… Смотрю по сторонам, пытаясь понять куда мне вообще деваться!
Нижняя губа выпячивается, как у ребёнка. А потом я начинаю реветь. Из глаз фонтаном брызгают слезы. Я плачу навзрыд, трясясь и не стесняясь. Плачу, как не плакала, кажется, никогда: громко, захлебываясь воздухом и не зная, куда мне идти, что делать и зачем! От обиды я вою, как побитая.
— Вам помочь? — взволнованно спрашивает какая-то женщина, остановившись рядом.
— Ыыыыы… — трясу головой, переступая с ноги на ногу.
К ней присоединяется девушка в меховой шапке, а потом парень. Потому что я стою тут раздетая и реву, как в последний раз!