– Мам? А, мам? А сколько нам ещё ехать? Мам? Мы уже приехали, да, мам? – повторяет она.
Затем мимо меня просачивается небритый мужик с картошкой быстрого приготовления.
– Осторожно – кипяток, – сообщает он.
Я вздыхаю. Шикарные развлечения. Меня так и подмывает вставить кому-нибудь хорошего пинка. Поставить увесистый подзатыльник этой живучей прохвостке с её безостановочным «Уже приехали, да, мам?» Нет, мелюзга пузатая, не приехали! Готова вскипеть, как эта вредная беспонтовая картошка, и ошпарить кого-нибудь успокаивающим матом!
Но Мэрилин Монро не положено так себе вести. Мэрилин Монро положено по-голливудски улыбаться и одаривать толпу воздушными поцелуями. Ведь Мэрилин Монро должны любить. Должны её хотеть. Хотеть больше, чем беспонтовую картошку или газету с кроссвордами.
Очень постепенно вереница обывателей рассасывается, и я оказываюсь перед вратами в Ад. Зажимаю свой крохотный носик – вонища и вправду редкостная! Брезгливо берусь за ручку кончиками пальцев. Дрожа и жмурясь, закрываюсь внутри. Несчастный квадратный метр трясёт так, что можно почувствовать, как задницу царапает наждак каменной крошки на рельсах. Элегантно задираю юбку и приседаю на корточки над железным унитазом. Зачем-то задерживаю дыхание. От напряжения ничего не вытекает. Проклинаю всё, на чём держится этот убогий свет. Проклинаю китов, слонов и старую, уже наверняка полудохлую черепаху! Боязно задеть грязную стену. Боязно наступить в подозрительную лужу. Боязно вобрать в себе вонючий смрад.
После облегчения чищу зубы, издеваясь над собой примитивным водопроводом. Деревня отдыхает. Раньше я не считала себя аскеткой, но теперь без раздумий отношусь к этой касте. Тыкаю ладонями в железную пипетку, добывая воду. Полощу рот. Умываю свою гримасу. И вырываюсь на свободу.
Когда возвращаюсь в купе, Купидон уже не спит, а хитро прищуривается. Мой мягкий эклер. Моё арахисовое масло. Моя кокосовая начинка. Словом, моя слабость. Эклер бархатно притягивает меня к себе так, что я бухаюсь на постель и кофейной пенкой растекаюсь по его груди.
– Мой Милки Вей, – облизываю его мочку уха.
– Моя Баунти, – прилипает губами к аккуратному бугорку моей груди Купидон.
– А можно это делать не у меня на глазах? – сбрасывает подушку Лохматый.
Из него выходит плохой снайпер. Мальчик целился в Мэри, но вот беда – промазал! Мальчик намеривается спуститься вниз, но забывает выдвинуть лестницу. Его нога врезается в пустоту, и нелепый засоня шмякается на пол.
– Ты как? Не сильно ушибся? – беспокоится Милки Вей.
– Пустяки, – скрипит Лохматый, приводя себя в вертикальное положение.