В маленьком окошке пристройки горел огонь – слабый жёлтый свет едва пробивался сквозь порывы ветра с дождём, бросающего во двор густые горсти воды. Дима и его люди прокрались (хотя можно было в принципе особо не прятаться и громко петь, потому что гул моря заглушал все остальные звуки) к двери пристройки и встали по бокам от неё. По его команде они резко ворвались внутрь с арбалетами наперевес. За столом посреди комнаты сидели человек десять-двенадцать и что-то пили из больших глиняных кружек. Всё их оружие было составлено в углу у выхода. Увидев гостей, они замолчали и прекратили пить, ожидая, что будет дальше.
– Всем сидеть, – сказал Дима. – Я ищу женщину, она здесь заточена. Где она?
Они промолчали. Дима кивнул одному из спутников, и тот разрядил арбалет в грудь ближайшему стражнику. Болт пригвоздил его к стене.
– Там, – прохрипел другой, видимо, начальник стражи, – в башне на втором этаже, в камере справа. Найдёте. Это единственная камера без надписи.
– Ключи?
Начальник отцепил от пояса связку на большом железном кольце и бросил Диме. Своих людей с арбалетами Дима оставил в пристройке, чтобы они следили за стражей, а сам, прихватив факел, быстро направился к башне.
Тяжёлые железные створы ворот поддались с трудом, наверно их обычно открывали как минимум вдвоём. А может, вообще давно не открывали – ходили слухи, что узникам передавали еду через окна, а чаще всего стража забирала всё себе и узники питались неизвестно чем. Наверх вела узкая тёмная винтовая лестница, факелы, закреплённые вдоль стен, явно не горели уже много дней. Тихо было в башне, с трудом верилось, что здесь могут находиться люди. Углы покрылись паутиной, на ступеньках валялся всякий мусор – чей-то ржавый шлем, разбитое ведро, гниющие штаны. Добравшись до лестничного пролёта, он свернул в коридор, кругом огибающий лестницу. На первой двери висела старая потемневшая табличка – приблизив огонь, он сумел прочитать надпись на ней: «Бартоломей, нераскаявшийся лжец». В камере не раздавалось ни звука. Дима решил пока не возиться с ржавым замком, а сначала найти главную цель своего визита. Потом уже он, конечно, выпустит всех пленников. На следующей двери тоже имелась табличка, на которой значилось: «Миранда, любовница лжеца». У третьей двери он застыл, поражённый увиденным. Табличка гласила: «Дождь, самый первый из лжецов». Может ли быть такое совпадение, – подумал он, – неужели здесь, в этой юдоли скорби на краю мира, он нашёл своего редкого однофамильца? Рука потянулась к засову, вросшему ржавчиной в железную дверь, но, одумавшись, он остановился. Не сейчас, – решил он, оправдывая своё сомнение, – сначала нужно сделать главное. Да и что он найдёт там, за этой дверью? Наверняка судя по ржавчине на засове, камеру очень давно не открывали и в живых там никого не осталось.