Да только облако черное коснулось забора, так там и остановилось, как вкопанное. А перед взором хозяйским предстал вовсе не призрак, не тень, а простая женщина, одетая чудно, не по местному, в платье простом льняном с цветом вдовьим, в руках вовсе не косу смертоносную держа, а лопату деревянную для хлеба печи. И хоть темный свет исходил из глаз горестных, что зыркали мрачно, и всю ее худую фигуру обволакивал духом неживым, аж кожа мертвецки светилась – не Смерть это пришла… Но ее посланница.
Видала уже таких Павлина Куприяновна, которые и жить не живут, и помереть не могут от пустоты внутренней. Ни Явь, ни Навь таких не призывает в свои объятия, ибо многое не успели, не искупили, не оправдали.
– Здравствуй, девушка, – необычно заговорила странница, что не сразу распознала староста язык родной. Видать издалече принесло несчастную, где помешался русский язык с ветрами дюжими, с жарой сердитой, водами глубокими, порогами крутыми. – Ищу я одну премудрую старицу, однажды мне несчастье предрекшую. Ищу давно ее по всем краям и весям степи черноземной. Говорят, сюда поселилась старая доживать свой век. Хочу спросить совет ее мудрый. – И глазами яростно сверкнула, не в силах без приглашения забор перейти.
Обомлела Павлина Куприяновна от разговора непредвиденного и не знала что отвечать, всматриваясь в образ забытый, распознавая в нем давнюю свою знакомую, с кем однажды беседа последняя и впрямь сложилась. Но не узнавала в морщинах горестных, глазах потухших, фигуре сгорбленной раскрасавицу гордую Марлену Семируку, что однажды покинула земли родные и отправилась одна-одинешенька в дальние края счастье пытать, а напоследок спросила тогда еще жену старосты Курдюмова Кронида Егорыча, ждет ли ее счастье в пути? Просила благословенья – да не дождалась ни того, ни другого.
– Здравствуй, добрая странница, – отвечала Павлина и в пол закланялась, – нет уже той старицы, о которой спрашиваешь. Я за нее. Коли хочешь – с меня взыскивай. Попробую тебе помочь. Заходи в дом, отдохни после дороги дальней, отпей кваску, откушай хлеба.
И после слов таких радушных словно ворота невидимые отворились для истерзанной души. Недолго думая, ибо деваться было больше некуда, залетело черным облаком Марлена в терем Павлины, а следом за ней пожухли трава, обсохли деревья, малина, скрючившись, будто злым инеем тронутая, опала черными гроздьями на землю сухую. С печалью на все это глядючи, посильнее дверь затворила за гостьей тяжкой Павлина Куприяновна, чтоб весь морок в дом вошел и ничего на улице не осталось.