Усадили посетительницу на самое почетное место, налили квасу, отломили добрые куски домашнего пирога – да в горло сухое не лезли угощения. Ничему не радовалась Марлена, все ей казалось пресным да скучным.
– Как же ты меня учить жизни будешь, если сама молодка совсем? – интересовалась зло старуха, костлявыми пальцами перебирая.
– Так если не учить, просто с тобой поговорить могу, по душам, если пожелаешь, – усаживалась напротив молодая хозяйка.
– Сколько же тебе годков, что ты неразумно всех к себе в дом приглашаешь и душу открываешь? – выдохнула смрад темная гостья, пытаясь ужалить словом молодую женщину. И заметила Павлина, как осел тот смрад на руках ее молодых, покрывая сыпью кожу, как от крапивы колючей.
– Год за пять идет, когда любимым делом занимаешься, в мире с родными живешь, благо творишь для своей земли и плоды ее благодарственные в ответ принимаешь… Вот и летит время быстро-быстро, незамеченным, – улыбнулась молодая женщина истине простой, которую каждый малый знал. – Ну, а душу открывать легко – если нет ничего в ней скрытного, чтобы перед другими прятать приходилось. Чем богаты – тем и рады поделиться.
– Ладно говоришь… Тогда разгадай загадку мою мучительную, с которой я вот уж много лет по земле брожу и всех выспрашиваю, – и достала из-под стола лопату свою деревянную, что поначалу Павлина за косу приняла. – Коли правильно ответишь – дальше пойду, а коли неправильно – останусь в твоем доме жить. Навсегда.
Куда ни приду с терзаниями своими – люди сторонятся меня, ибо несчастье за мною по следам стелется… И чем больше гонят, чем больше злятся, тем сильнее меня привязывает к ним… Морок, хвори, ругань, ссоры… пока не скажет кто-то мне, что эта за вещь и что делать теперь с ней? – и помахала перед Павлиной деревянной оглоблей.
Не торопилась Павлинушка с ответом. Знала, беда – не вещица и не барахло, несчастье – труд упорный многолетний, одним словом не пересказать.
– Поведай мне, тетенька, пожалуйста, как жизнь твоя сложилась после того разговора со старостой. Неужели несчастливо, как пророчилось?
– Озлобилась я тогда на Павлину Куприяновну и решила ей назло счастливой стать, во что бы то ни стало, – довольно согласилась рассказать свою историю Марлена, маревом объятая, от которого пауки паутины свои липкие неторопливо ткали, оплетая светлый теремок ивакинский. – Уехала в края далекие, желая по-другому жизнь начать, по своим правилам, вопреки канонам. Знала бы ты, девица, какие алмазы в этих пальцах хранились, какие самоцветы голову гордую обрамляли, каких высот эти глаза видывали, какие желания исполнялись – и не снилось вам, деревенщинам! Все твое Ивакино с жителями да скотом бы враз купила во владения вечные.