– Так хотели поступить и с тобой? – спросил Дарет.
– Нет, – ответила Рика. – Я с рождения живу в замке. Вернее, не в самом замке, а в доме, что стоит рядом с ним. Наложницы Корона рожают от него детей. Но, не являясь законнорожденными, дети не признаются семьей царя. Их сразу же отнимают у матери и воспитывают отдельно. Моя мама однажды смогла пробраться в дом, где живут все дети Корона. Она узнала меня по родинке на левом запястье, – Рика показала свою руку. – Она рассказала мне правду, а я сейчас впервые рассказываю ее кому-то еще. В тот момент я возненавидела Корона и решила сделать все, чтобы освободить свою маму. Я рисковала, но смогла с ней вчера увидится. Всего минуту. Но я хочу видеть ее каждый день. Поэтому я рискнула всем и ушла из Долины. Я мечтаю о свержении Корона, я хочу жить со своей мамой, подарив ей свободу.
– Ты не говорила это остальным детям Корона? – спросил Дугир.
– Нет, – сказала Рика. – Они не знают, кто они. Нам с детства говорили, что нас бросили родители, а на внешнее сходство друг друга мы никогда не обращали внимания. Я узнала правду в тринадцать лет, но не стала никому говорить, чтобы не подвергать маму опасности. Сейчас там живет восемь моих братьев и шестеро сестер. Все они еще не достигли совершеннолетия, как и я, младшему сейчас всего два года. После достижения совершеннолетия мне должны были предоставить дом где-то в Долине, как выдавали всем выходцам из нашего маленького приюта.
– Все построено на лжи… – пробормотал тихо Дарет.
– А сколько всего эльфов живет в Верхней Долине? – спросил у Рики Терек.
– Я не знаю точно. Но я часто гуляю по городу, нам это не воспрещается, и, судя по количеству домов, в Долине живет не менее десяти тысяч эльфов.
– Внушительное количество, – задумчиво сказал Дарет.
– И на что ты надеешься, Дарет, – спросил его Дугир, – что тромы победят стольких эльфов?
– Я надеюсь, что можно избежать войны. Кровопролитием мы только распалим новую вражду в и так испорченных отношениях этих народов. Я хочу восстановить справедливость, я хочу, чтобы народ тромов жил на своей законной земле. При этом не обязательно убивать эльфов, людей или кого-то еще, – ответил Дарет.
– Все ваши рассказы утомили меня, – улыбнулся Терек.
– Я же говорил, что ты еще слишком молод для такого похода, – ответил ему брат.
– Юнец прав, – сказал Дугир. – Нам всем надо поспать. Пару часов сна, а потом снова будем пробираться через дебри.
– Я буду дежурить, – сказал Дарет, – я все равно не смогу уснуть.
Все кроме него заснули. Дарет смотрел на каждого, кто был на этой поляне и понимал, что если с кем-то из них что-то произойдет, вина будет лежать исключительно на нем. Он достал из кармана золотую подвеску, которую нашел в гробнице трома. Это была аккуратная прямоугольная пластина, на которой ничего не было выгравировано, кроме небольшой резьбы по краям, создавая эффект рамки. Дарет надел на себя кожаный шнурок с подвеской и спрятал его под одеждой. В тишине, нарушаемой лишь потрескиванием костра и сопением то ли охотника, то ли лошадей, он снова стал обдумывать последние события из своей жизни. Вспомнилась мама, нежная и любящая, вспомнился отец, которому выпала такая сложная задача – сказать сыну, что тот не приходится ему родным. Почему-то вспомнились городские ярмарки, полные веселья. Дарет понимал, что так, как раньше, уже не будет. Он знал свою цель, но он не думал о том, что же будет потом. В случае неудачи, не найдя тромов, сможет ли он вернуться к прежней жизни? Возможно, да. А Рика? Ее положение куда более шаткое, чем его. Но также нет уверенности, что даже дойдя до своей цели, они добьются желаемого и их жизнь изменится к лучшему.