– Да не увлечение это, не увлечение! Это моя жизнь!
– Лу, я, кажется, начинаю понимать. Ты постаралась наукой заполнить ту зияющую пустоту в душе, что у тебя образовалась после аварии и твоей амнезии, но это неправильно! Я допускаю, что тоже был виноват в этом, виноват, что не помог тебе заполнить её теми чувствами, что были раньше, но я готов сейчас постараться все исправить. Не отказывайся от этого. Не превращай себя в душевного инвалида, гоня прочь любовь и чувства. Ты способна любить, страстно любить. Уж я-то знаю. Почему ты не хочешь возродить это чувство? Мы ведь можем это сделать, если оба постараемся.
Мила прикрыла глаза. Брюс раздражал ее. Еще когда они жили вместе, её выводила из себя его приземленность, постоянная уверенность в собственной правоте и ограниченность интересов, которые не выходили за рамки: семья – работа – телевизор – посидеть с друзьями – выпить пива – посмотреть спортивные состязания. Тогда она глушила эти чувства, чувствуя себя обязанной заменить ему жену, место которой невзначай заняла… А сейчас, после того, как она ощутила вкус свободы, раздражение и неприятие просто захлестывали ее. Она почувствовала себя вольной птицей, и возвращаться в клетку, которая неимоверно сковывала и раздражала, ей не хотелось ни в коей мере.
– Ну что ты молчишь? Я недостоин даже ответа? – он легонько тряхнул ее.
Не открывая глаз, Мила плотнее сжала губы. Достаточно хорошо изучив характер Брюса, она понимала бесперспективность продолжения выяснений отношений.
– Ведь причина выеденного яйца не стоила, – продолжил он, так и не дождавшись от неё ответа. – Что ты в амбиции ударилась? Ну доказала, доказала, что можешь и самостоятельно без нас жить… вернее не самостоятельно, а за счет уже другого мужика, готового ради тебя даже на преступление пойти, лишь бы ты подле была. Чем ты его так, кстати, зацепила, что он тебе даже гибель собственной жены простил? Он же на суде на твою голову призывал все кары небесные и максимум сделал, чтобы в тюрьму спровадить. Если бы не я, ведь засадил бы он тебя надолго…
– Может, Вы все же запрете меня там, где хотели? – как можно более отстраненным и холодным тоном проронила она. – У меня сильно болит голова, и я совсем не понимаю, о чем Вы ведете речь и что хотите от меня…
– Что тут непонятного? – голос Брюса сорвался на крик. – Я хочу, чтобы до тебя наконец дошло, что мы – семья! Хочешь ты это или нет, но это факт! И ты обязана жить, в соответствии с этим. Обязана, исходя и из моральных устоев, и из твоей гражданской ответственности. По закону обязана, в конце концов!