На общих тренировках я выполнял лишь необходимый минимум, изображая одышку, зато по выходным или вечерам, когда зал пустовал, забивался в угол – на случай если кто зайдёт – и впахивал за двоих. Хоть здесь и не арена, но сослуживцы, очевидно, не рады моему присутствию, так что расслабляться нельзя. После костра мне ещё многое восстановить нужно. Сразу после травмы мышцы и кожа более жёсткие, и нервов в них мало – аналог рубцовой ткани у нормальных людей, – затем постепенно обновляются до привычного состояния. И хотя по меркам людей это быстро, но меня бесит чувствовать себя скрипучей развалиной – я должен быть готов ко всему, а вместо этого еле руками-ногами двигаю. Надо срочно разрабатывать.
Жизнь здесь комфортная. Ночью в спальне тихо, никто не орёт и не дребезжит прутьями над ухом. Душ общий, но отсеков много, успеть помыться вполне реально. Еду бесплатную дают, обед – целый час.
Обязательное расписание до пяти, а потом до десяти вечера свободен. Целых пять часов! Я поначалу опасался спальню покидать, вдруг всё же следят или начальство какое придёт проверить, но потом осмелел. Вроде все ходят свободно. Хочешь – в комнате отдыха смотри кино, хочешь – тренируйся, а то можно и в город пойти. То есть в принципе можно, я особо не брожу, да и капитан сказал территорию части не покидать. Впрочем, я и не собирался, вряд ли в городе есть что-нибудь, заслуживающее внимания.
Вместо этого я нашёл себе площадку на дальней лестнице – ею почти не пользуются, и камера на подходе всего одна, можно обойти. Когда не тренируюсь, то сижу там. Тихо, спокойно. Можно читать, можно в окно смотреть. Если к этому ещё в столовой купить что-нибудь навынос, то вообще идеально.
Последние лет пятнадцать я только по кораблям болтался, окон там вообще не было, только стены, обычно серо-металлические. А здесь – уже лето наступило, мотыльки летают, ветер треплет траву, солнечные лучи скачут по веткам, или, наоборот, дождь колотит землю с такой злостью, будто хочет отомстить за что-то. Интереснее всего, конечно, когда мимо люди проходят или даже останавливаются поговорить – а я втихаря наблюдаю.
Самое сложное в моей новой жизни – даже не куча инструкций, правил и ритуалов, а необходимость изображать довольство этим всем.
Делать что скажут я привык, я всегда так жил, но раньше от меня хотя бы не требовали радоваться по этому поводу. Было несколько общих правил – например, нельзя пить кровь, – а в остальном достаточно было подчиняться единичным распоряжениям. Не возражать и не пытаться нарушить приказ. Кроме этого можно было сколько угодно ненавидеть всех вокруг вплоть до самого хозяина – и свободно говорить об этом.