Идеальный реверс

Со мной много чего бывало, но служить топливом для костра на планете, о которой я даже не имею понятия, – это впервые.

Я здесь уже долго. Учитывая, что время от времени меня поджигают, – целую вечность. А я никак не могу сдохнуть. Вою, царапаю землю, грызу руки, чтобы исцелиться хотя бы собственной кровью – да, это немного помогает. И сейчас я совершенно не уверен, хорошо ли быть мутантом, которому в качестве уникальной характеристики досталась огромная живучесть.

Затем на меня выливают воду – не могу понять, ледяную или кипящую, – и оставляют восстанавливаться. Кроме людей здесь обитают какие-то мелкие животные, и если они подходят достаточно близко, я хватаю и ем. Не знаю, каким образом я чувствую их присутствие, ведь после огня у меня не остаётся ни зрения, ни слуха, ни нюха.

Понемногу оживаю. На теле вместо кожи нарастает сплошная корка. Начинаю что-то слышать и видеть серые силуэты. Иногда они дают мне чуть больше времени. Но в итоге всё равно приходят снова: с песнями, дребезжащим звуком гитар и раздражающе-неритмичным стуком барабанов. Издалека слышно. Всегда ночью, при свете факелов. Веселятся, танцуют вокруг, поливая мою рубцующуюся кожу щиплющим алкоголем. Присыпают чем-то – топливом, очевидно. А потом разгорается жар.

Сильная боль хороша тем, что притупляет чувства. Невозможно испытывать что-либо одновременно долго и ярко. Вскоре после очередного розжига костра я выпадаю из реальности. Там, в глубине, настолько больно, что почти приятно.

А потом, вдруг, я чувствую что-то живое – крупное и очень вкусное. Оно почему-то не вырывается, но сейчас меня не интересуют причины. Я просто пью досыта, и эта потрясающая кровь наполняет меня ощущением счастья и всемогущества.

***

Снова на корабле – сужу по привычной еле заметной вибрации. Как минимум два двигателя. Может, и три. Значит, корабль большой. Когда нет органов чувств, начинаешь воспринимать окружающее чуть ли не мистическим образом: как потоки энергии, как смутное ощущение движения, как необъяснимую уверенность, что сейчас именно утро.

Человек, который кормит меня своей кровью, возвращается каждый день. Сидит рядом и разговаривает – кажется, больше сам с собой. Часами рассказывает про какие-то документы, инструкции, тактические решения, а ещё забористо матерится на разных людей, больше всего – на некоего Фрэнка.

Несколько раз в день мажет меня какой-то мазью. Холодная и мокрая, щиплет. Прикосновения не особо аккуратные, однако не производят впечатления, будто он специально хочет причинить боль. Терпимо. Бывало и хуже. Гораздо хуже.