Замираем. В спину и бёдра болезненно упираются острые обломки – видимо, проткнули тонкий матрас насквозь.
И я громко и с выражением декламирую:
– Ёб. Твою. Мать.
– Сломалась?
Хватка Сина ослабла, теперь он уже перебирается руками с меня на кровать – аккуратно. Оглядывает. Конечно, проломилась, как иначе я мог оказаться задницей на полу?!
Чтобы хоть как-то выразить свои эмоции, выдаю в потолок риторическое:
– Как меня заебла эта армия.
Син осторожно, чтобы не сломать ещё больше, выбирается, встаёт, подаёт мне руку.
– А меня заебал ты. Давай уже.
Хватаюсь за его кисть и поднимаюсь из кроватной дыры – острые обломки царапают спину и бёдра в обратном направлении.
– Сам припёрся, я тебя не звал. Ещё и кровать мне сломал.
Выкручиваюсь, чтобы посмотреть на штаны сзади. Вроде целые, повезло.
– Конечно, «не звал», у тебя ж по жизни только два варианта – или сдохнуть, или уволиться. Больше мозгов ни на что не хватает.
– Иди на хуй.
– Сам иди на хуй. Будешь сегодня у меня спать.
Перевожу взгляд на проломленную кровать, и Син – для пущего эффекта – указывает на вмятину, в которую сползла разодранная простыня. Теперь это уж точно не похоже на образцово-показательную офицерскую мебель.
– Ну, придётся, – пожимаю плечами.
– Ну и пошли тогда. А то выёбываешься тут как муха на стекле – «уволюсь»… Тебе взять что-нибудь нужно?
– Что, например? – непонимающе смотрю на него.
– Презервативы? – на физиономию Сина наползает хитро-пакостная ухмылка.
Пытаюсь сдержаться – но тоже уже расплываюсь в улыбке, а потому неловко отвожу глаза и бормочу:
– Скотина…
Он сгребает меня за плечи, чмокает куда-то между носом и щекой:
– Ладно, у меня всё найдётся, – и тянет к выходу.