– Клянусь. Я любил Нину, и до сих пор люблю. Никогда не желал ей зла.
Анна Петровна взвыла и кинулась на Тоню, метясь в шею скрюченными пальцами. Тоня стала отбиваться полными дряблыми руками, откинулась на стуле назад, и вытертая клеёнчатая скатерть потянулась книзу, грозя свалить на пол всё, что стояло на столе.
– Ведьма проклятая! Я убью тебя за Нинку! Если б не твоё колдовство, всё хорошо было бы!
– Тише ты, тише! – Тоня пыталась образумить обезумевшую соседку.
Гордей встал между женщинами.
– Успокойтесь, мало бед в деревне что ли?!
– Я ж не хотела, я ж за Сашку… за Сашеньку хотела… ему отомстить, говорю ж тебе, глупая! Глупая…
Анна Петровна, только что готовая задушить Тоню, вдруг обмякла и подалась вперёд, где её подхватили Тонины руки. Соседки обнялись, оттолкнув Гордея, и завыли в голос, уткнулись друг другу в плечи и закачались в общем горе. Гордей почувствовал себя донельзя неловко – настолько лишним, как только возможно. Словно бык на городском балконе.
– Мне жаль, – выдавил он, не вполне уверенный, слышат ли его вообще. – Мне очень жаль. Я не знал, что нравлюсь Саше. Мы с ней дружили, и её смерть для меня – ужасная новость. Я бы никогда… Простите, если сможете.
Он положил руки на плечи обеих женщин, а потом, подумав, опустился на колени и стиснул пальцами ладони Тони и Анны Петровны. Они не отдёрнулись, и Гордей посчитал это хорошим знаком.
Лиловым туманом заволокло небо над Красиловом, где-то в кустах робко распевался соловей. Толстые жуки жужжали где-то над кронами черёмухи, и вечер стоял тихий, умиротворённый.
Гордей сидел на лавке и курил. Он никогда ещё не чувствовал себя таким неприкаянным – уехать нельзя, видеть Анну Петровну – невыносимо. Да и сидеть наедине с собой тоже было немногим лучше, всё время казалось, что вот-вот вылезет изнутри что-то, дремавшее все долгие годы и обнаруженное только что.
Руки подрагивали в мучительном ожидании, а сердце больно сжималось – неужели правда? Неужели вот-вот произойдёт? Неужели покажется тот самый зверь, который всё-таки и убил Нину? И что делать, если зверь всё-таки окажется правдой? Сдаваться Зимину и Комарову? Гордей нервно рассмеялся, представив будущие заголовки газет. «Наш сосед – волколак!» «Прячьте детей от Гордея Сумарокова!»
Он подумал, что пойти в милицию было бы проще. Сдастся, а там пусть сами разбираются. Лучше, чем жить в вечном чувстве вины и по ночам грызть подушки, вспоминая лучистые Нинины глаза, похожие на переспелые до черноты блестящие вишни, лукавую улыбку и ямочки на щеках, а потом – кровавые капли на снегу. Как он сможет смотреться в зеркало? Как будет жить дальше, зная истинного себя?