Он бы хотел коснуться её лица. Провести линию от виска, где душка ее очков поднимала прядь волос, до безупречного античного подбородка. Гладкая нежная кожа, высокие скулы. Красивая. Очень красивая. Для него. Он хотел бы узнать её. Не здесь. Не здесь, где в маленькой квартире северного Бруклина его ждала жена. Не здесь, где жили ее кошки, на восьмой стрит, на четвертом этаже.
Почему? Если ты скажешь мне почему, я расскажу тебе, как они встретились…
Ты не скажешь. Ты не можешь этого знать. И я не расскажу о том, как он взял ее лицо в свои руки. Аккуратно и бережно. Как умели только его руки. Сильные пальцы поросшие коротким жёстким волосом. Не взял. Не расскажу.
Мы не делаем этого. Не берём, когда нужно взять, не кричим, когда хотим кричать, не пьем, когда через край. Сжимаем зубы, когда небо прислушивается к нашему голосу.
Не в Лондоне дело. Всегда есть какой-нибудь Лондон. Какой-то далёкий Стамбул или Прага. Всегда. Ты знаешь, они не для этого. Они не будут ничего делать вместо тебя. И если Джейсон не сделает свои пять шагов против движения трейна к тринадцатой колонне от турникета. Если он не шагнет, я тоже ничего не смогу сделать. И ты. И Манхэттен. И мы не увидимся в Лондоне.
В Лондоне. В кофейне. Где Джейсон никогда не был. И где он уже никогда не будет. Уж по-крайней мере, это я могу сказать тебе точно. Он никогда не подойдёт к ней. Она никогда не поймет, почему смотрит ему вслед. И будет называть его Шляпник. Мой Шляпник. Это не Лондон, милая Соня. Не Лондон.
Что ты знаешь о птицах? Немного. А вот она знала все. Орнитолог? Не совсем. Если я скажу, что дело не в этом, ты поймёшь. Я ведь часто так говорю. Значит, не в этом.
Она говорила, что есть такое ущелье в горах, на самом краю, на границе. Дикие места. Дикие люди. Скалы. Через это ущелье они летят. Не скалы и не дикие люди. Нет, конечно. Птицы. Белые птицы. Они летят сплошной белой волной между скал. Кричат. Шумят ветром, который запутался и бьется в их несущемся сплошном потоке. Один раз в год. Один день в начале апреля. Летят только весной. Только в одну сторону. Ведь и волна тоже только в одну сторону. Ты знаешь. И многие вещи в жизни только в одну сторону. К несчастью. К счастью.
Она говорила, что каждый год, каждый раз встречает там их. Ждёт. Смотрит. Слушает. Взлетает с ними – я смеюсь – она не смеется.
Это красивая история, правда? Ты же знаешь, я люблю красивые истории. Красивые истории и вопросы, на которые не всегда находятся ответы.
Когда я смотрю в ее светлые глаза, в ее прозрачные большие глаза с черными неподвижными зрачками, мне кажется, что я смотрю в глаза птице. Я как будто слышу ветер. Слышу как бьются крылья. Она склоняет голову набок. Смотрит, не мигая. Странная. Как странная птица. Нереальная и неловкая на земле. Слишком хрупкая и белая для этого города. Для этого серо-черного депрессивного урбана. Слишком светлая и тонкая. И невероятная.