Я понимала это, потому и пришла.
– Я всегда была внимательна к тебе, – продолжала Марита. – Даже когда моего Рене не стало, ты продолжала получать приглашения и сидеть у всех на виду за моим столом. Ты говоришь, что предлагаешь мне свое уважение, но вместо этого, игнорируешь мои вечера. Напоказ! Жестоко и откровенно! Ты, может быть, думаешь, что наказываешь графа, но на самом деле, ты меня унижаешь! Все шепчутся за моей спиной!
– Никто не шепчется за твоей спиной! Твои художники говорят только о себе, а гости просто стараются не заснуть. Это не шепот, это они зевают!..
Марита резко прекратила рыдать и стала еле слышно сморкаться.
– Они талантливы! – сказала она. – Но слишком недооценены.
– Им это кажется, потому что они постоянно переоценивают себя!
– Ты просто повторяешь гадости вслед за графом. Ты лишь натурщица, не искусствовед!
– Ты всегда зовешь его графом? Даже наедине?
– Мы не бываем наедине с тех пор, как мне удалили… по-женски.
– Я имела в виду не секс. Вы же живете вместе, вы же разговариваете. Хотя бы приемы планируете, ну или там, будущее детей!
Графиня гомерически рассмеялась. Я даже не думала, что в этом крошечном теле, может рождаться такой зловещий и грубый смех.
– Разговариваем? Мы?! Я все всегда устраиваю сама. И дом, и детей, и приемы… Всю жизнь!.. Все сама, сама! И если он так любезен, что не хамит весь вечер моим гостям, я считаю это подарком. Разговариваем! Скажешь тоже! Да он же просто ненавидит меня!
Мне стало жаль ее, и я неловко промямлила:
– Мне очень нравятся твои приемы на Рождество, и на Пасху… И все приемы, на которых только семья. Такой бы я ни за что на свете не пропустила, даже если бы ты посадила меня возле туалета.
– Правда? – сразу же заинтересовалась Марита.
– Правда, – сказала я, радуясь, что могу хоть что-то сказать от чистого сердца. – Если мы и чувствуем себя особенными, то только благодаря тебе. И тому, как ты тщательно изучаешь и чтишь традиции. Все это говорят.
– Тогда почему никто не хочет допустить мысль, что я прекрасно разбираюсь в искусстве и хотя бы попробовать приобщиться к таким вещам?! – возмущенно, как девочка, воскликнула она.
Я вновь вздохнула, ощущая знакомую неловкость. Джесс была беспомощной из-за пьянства, вынуждая меня ухаживать за собой. Марита, похоже, нуждалась хоть в ком-нибудь, кто станет объяснять ей, как она хороша и вечно утирать сопли. Она и сама прекрасно все чувствовала. Видела, что ее «интересные люди искусства» чванливы, эгоцентричны и дико скучны, но… она вышла замуж, едва вернувшись из интерната и несмотря на свой титул, была всего лишь домохозяйкой в своих глазах.