У кардинала фон Штрассенберга не было ни любимой женщины, ни семьи. Он отдал себя в руки Церкви и Церковь проводила его останки в фамильный склеп Штрассенбергов на освященной земле. Как только дверцы камеры, в которую поставили гроб закрылись, Мария и я, молча взяли Лизель под руки и усадили в машину, чтоб отвезти домой.
Я ждала что, оказавшись вдали от всех посторонних глаз, она расплачется и это ее расслабит и успокоит, но Лизель не плакала. Сидя перед камином, она держала в руках стакан коньяку. Совсем одна, если не считать меня и Марию. Фредерик и Маркус должны были остаться до конца службы и на поминки. Первый, как слуга Церкви. Второй, как второй человек в семье.
– Как Ричи?
– Мы перевезли его к нам. Мария обо всем позаботилась. Он в порядке.
– Прости меня, – сказала Лизель и глубоко вздохнула. – Прости, что я втравила тебя во все, не догадавшись даже задуматься о таком исходе.
– Не надо сейчас, – я стиснула ее руку.
– А когда надо? Без Мартина, в лучшем случае, его интереса хватит еще на год. Потом он займется чем-то другим и Марита выдавит тебя из графского дома.
– Если я ее сама, первая, подушкой не удавлю, – процедила я.
Наши отношения с Маритой, без того уже непростые, обострились еще сильней. Но мне не хотелось, чтобы Лизель казнила себя еще и за это.
– Мартину было семьдесят пять. Он все равно не дожил бы до того времени, как Рихард вырастет, – прошептала я.
– Да, но Себастьян мог успеть к нему привязаться… Я так сглупила, сблизив его с Рене.
– Лизель, хватит! – я уже сама плакала. – У Рича есть мы, а у Рене лишь Себастьян. Не надо сейчас. Ты сама не понимаешь, что говоришь.
– Что я не понимаю? Что Марита переиграла тебя, обошла на всех сразу поворотах? Что я не понимаю, кого он постоянно выводит в свет, пока ты сидишь тут с Герцогом, притворяясь, будто бы всем довольна? Чего я не понимаю?
– Это типичное окончание всех моих отношений, бабушка! Прекрати! Если мой любовник предпочел Мариту, это моя вина. Не твоя и не Мартина.
– Она права, фата. Если Себастьян потерял к Виви интерес, Мартин все равно бы ничего не мог сделать. Он был не то, чтобы эксперт в подобных вещах, – вмешалась Мария. – Ты сама говорила. Что если бы могла все вернуть, ты думала бы лишь о любви, а не об интригах.
– Я была разбита, – проворчала Лизель. – Совсем не думала, что несла. Мартин был священником, даже речи не было оставаться вместе. Если бы я и осталась в Италии, посвятив всю себя ему, он бы давно заскучал и остался с одной из своих любовниц, с которыми сходился в надежде забыть меня.