– Ну, мы, вообще-то братья.
– Ты самый красивый из всех, – чуть ли не шепотом, произнес Рене.
Филиппу это даже польстило.
– Ты будешь еще красивее, – великодушно ответил он.
Рене раскраснелся.
– А потом мы были в моле, а потом поехали домой, но в дороге я очень сильно захотел в туалет, – застенчиво сказал младшенький. – А теперь я все!
– А руки помыл?
– Но там же у тебя чисто!
Чувствуя себя стариком, Филипп развернул брата за плечи и повел обратно.
– У аристократа и джентльмена, который сопровождает даму, всегда должны быть вымыты руки, уши и… Начнем с рук.
Рене рассмеялся.
– Я знаю, что еще; папа мне говорил.
– Вот и слушай папу: тогда у тебя будут чистые руки и… – он пошевелил бровями и рассмеялся вслед за Рене.
В холле Верена беседовала с Ральфом. Судя по скорбным лицам, речь шла о Мартине и Лизель. Верена обернулась и удивленно умолкла, увидев их с Рене.
– Хай, Филипп! – сказала она, склонив набок голову, как часто делала в детстве.
Младший тут же устроился между ее обтянутых черными джинсами колен, и девушка обняла его, скрестив на его груди руки. Словно время остановилось и обратилось вспять. В те времена, когда малышкой была Верена и точно так же «гнездилась» в объятиях самого Филиппа.
Фил замер. На миг ему примерещился давний летний день.
Джессика со светлыми блестящими волосами, Верена в облаке клубничных духов, Грета… Вспомнилось, как впереди была вся жизнь и единственной проблемой было – выследить продавца наркотиков, чтобы завалить Джесс.
Теперь Продавец сидел перед ним, – искать никого не надо. И Ви рядом с ним, сидела в облаке жасминных духов. Вот только Джессики больше нет и уже никогда, никогда она с ним не будет. Ни за наркотики, ни ради ребенка…
Вообще, никогда.
О, Джесс!..
Детская любовь поднялась у него в груди и вскипела, словно соль, которую бросили в кипяток. Филипп сморгнул слезы. Ему было жаль и Джессику, и себя, и даже Верену.
Но больше всего, конечно, себя.
Как он докатился до женщины, вроде Иден? Как?! Он не имел права приводить ее в дом, который построил для своей красивой жены; в дом, в котором его брак начался и закончился. Он оскорбил эти стены, просто впустив ее. И самого себя оскорбил, когда с ней в постель ложился.
– Филипп?! – Иден вышла из комнаты и все трое подняли головы.
С этой точки она была еще отвратительнее.
– Мы не договорили! – сказала Иден тоном мамаши, которая очень гордится своими педагогическими способностями. – Пожалуйста, возвратись наверх!
– Нет, – все еще во власти своих страстей, он повысил голос. – Мы договорили. Забирай свои вещи, забирай свою паршивую тачку и уходи.