Мы никогда не были средним классом. Как социальная мобильность вводит нас в заблуждение (Вайс) - страница 58

.

Поскольку человеческий капитал слишком уж перекликается с духом инвестиций, он оказывается еще более узнаваемым компонентом идеологии среднего класса, нежели собственность в ее материальном воплощении. Деньги или дом мало что говорят нам о своих владельцах. Их можно передавать из поколения в поколение, что избавит получателей этих активов от хотя бы некоторых самостоятельных усилий. Человеческий капитал, напротив, не передается – это уникальное достижение каждого индивида. Поэтому родители используют собственные материальные и человеческие ресурсы, чтобы обеспечить своим детям преимущество, некий прочный плацдарм, с которого можно ринуться в состязание и развить собственные навыки, склонности и социальные связи. Однако чаще они являются престижным ресурсом, нежели прибыльным активом как таковым, поскольку лишь навыки и связи с достаточно высокой ценностью могут принести владеющему ими лицу ощутимое вознаграждение. Будучи неизменным объектом стремлений, человеческий капитал побуждает к привычным для среднего класса напряженным усилиям – переработкам, затратам дополнительного времени и ресурсов – в ожидании грядущей отдачи, которое вдохновляется убежденностью, что твое благополучие зависит от этих затрат.

Забота о человеческом капитале – это то, что обычно отличает новые средние классы от старых. Волны реструктуризации экономики дестабилизировали ценность собственности в экономически развитых странах, уменьшив благоприятные возможности для владения ею или способность ее владельцев зарабатывать на рентах и прибылях. Более обеспеченные члены общества задались целью сохранить и укрепить свои преимущества иными способами – в частности, за счет преобразования своих материальных приобретений в социальный статус и обеспечения своим детям привилегированного доступа к лучшему образованию. В странах, где гордятся наличием новых средних классов, их происхождение связывается с переходом от прежних, наделенных собственностью элит к перспективе социальной мобильности, которая воплотится в жизнь благодаря профессиональным навыкам и образованию[58]. Новую эпоху порой называют эпохой меритократии: это подразумевает, что общество, которое когда-то благоприятствовало лишь рожденным в богатстве, затем открыло двери для всех, у кого есть мозги и пробивная сила. Благодаря ожиданиям, что использование подобных качеств окупится, эта система побуждает к инвестированию каждого.

Институт человеческого капитала интенсифицирует инвестиции не только потому, что запускается заново вместе с жизненным циклом каждого индивида, но и – это важный момент – потому, что эти инвестиции могут быть бесконечными. Каждый человек воплощает собой определенные диапазон и масштаб человеческого капитала, которые могут дать ему или ей некое преимущество в обществе, в особенности на рынке труда. В отличие от материального, объем человеческого капитала безграничен – однако его ценность всегда зависит от того, что могут предложить остальные. Таким образом, человеческому капиталу присуща неотъемлемая тенденция к увеличению: сколь бы я ни был хорош в каком-то деле, всегда найдется кто-то лучше и, если мы будем соперничать за одно и то же, я проиграю. Таким образом, нам приходится и дальше инвестировать в человеческий капитал, не столько для того, чтобы двигаться вперед, сколько чтобы держаться на плаву. Для экономической системы, основанной на ценности, которая производится посредством неослабевающего и изымающего ресурсы конкурентного инвестирования, человеческий капитал оказывается бесценной вещью.