Инвестирование создает впечатление, будто ценность наших сбережений и материальных (например, жилья) или нематериальных (например, академической степени) активов, зачастую приобретаемых в кредит, в рассрочку или посредством страховых взносов, каким-то образом сохраняется и доступна для нас всякий раз, когда она нам понадобится. Это отдает инвестированию приоритет над другими – коллективными – стратегиями, с помощью которых мы могли бы потенциально определять свою судьбу. Тем самым инвестирование выставляет нас в роли дальновидных субъектов, по собственной воле хранящих свои ресурсы в надежных вместилищах или поручающих их банкам и прочим посредникам, которым вверено сохранять их ценность или способствовать ее росту, тогда как в действительности инвестиции извлекаются из нас необходимостью. Осмысляя себя в качестве принимающих самостоятельные решения инвесторов, мы неосознанно встаем на сторону сил накопления прибавочного продукта. Так происходит потому, что мы получаем основную часть наших доходов от труда, ценность которого не вознаграждается полностью, и при этом сами же несем ответственность за снижение ценности нашего труда и инвестиций.
В этих противоречиях можно усмотреть сумерки инвестирования, выступающего умозрительным краеугольным камнем среднего класса, точно так же, как мы ощущаем закат среднего класса по сообщениям о его упадке и сжатии. Те из нас, кто имеет ипотечные кредиты на жилье, стоящее меньше, чем средства, выплачиваемые за него, или те, кто сталкивается с рынком труда, не вознаграждающим приобретенный нами человеческий капитал, склонны задаваться вопросом, почему мы продолжаем инвестировать так много. С подобной загадкой столкнулся Пол Уиллис в своем этнографическом исследовании социальных перспектив, которые воссоздавались в пространстве классной комнаты[110]. Описывая школьные взаимодействия мальчиков из английского рабочего класса, он пришел к следующему выводу: несмотря на то, что считается, будто образование создает равные правила игры, эти мальчики обречены на второстепенные позиции в обществе в силу того, чем они заняты за стенами школы. Далее Уиллис переходил к описанию конформизма школьников, идентифицируемых в качестве представителей среднего класса. Благодаря инвестициям в формальные задачи образования, они пожертвовали частью своей самостоятельности, поддерживая школьное начальство. Уиллис видел в этих учениках и в том, во что они вырастут, людей, делающих встречный шаг в ожидании, что официальные представители школы, а также государства, правовых институтов и полиции будут соблюдать правила в масштабах, выходящих за рамки должностных обязанностей.