На следующий день Инне исполнялось двадцать два. Никита не без брезгливости и стыда переночевал в квартире ее мужа, поскольку последний отбыл на трудовую повинность во благо семьи. Утром Никита вел лекцию у первокурсников. Он быстро чмокнул Инну в нос, поздравил с датой и умчался, даже не позавтракав, потому что никогда никуда не приходил вовремя. За время его отсутсвия, пока Никита предвкушал дивный день с вкусной едой и бесцельными прогулками по Питеру, Инна успела позвонить трем подругам и обозвать его грудой имеющихся в ее лексиконе ругательств. Когда злосчастный Никита вернулся, он напоролся на истерику, равной которой по амплитуде еще не встречал несмотря даже на вечные склоки дома.
– Ты должен был сразу подарить мне подарок!
– Но я просто хотел, чтобы все было красиво и не в попыхах…
– Хватит оправдываться! Ты забыл!!
И даже после того, как Никита таки отдал ей злосчастные часы и сводил в ресторан, истратив полугодовые накопления, Инна дулась и ядовито отбрехивалась на его лайтовые шутки. В итоге Никита с силой хлопнул ладонью по столу, заорав, что он не ее муж и не даст собой помыкать и взбешенно вылетел из заведения.
В тот же вечер она начала писать ему сперва снисходительные и холодные, а затем испуганно заискивающие смс.
В тот вечер Никите казалось, что он никогда не испытывал к Инне надзвездное чувство. Раз за разом она подрывала, подтачивала его искреннюю преданность. И наступил момент, когда все переполнилось. Обиду и негодование вытеснило безразличие. Она не была родной, за нее неохота было бороться, переубеждать в неправоте. Стало плевать, что она думает, потому что думала слишком много не того.
Ее инициатива в сексе, которая так импонировала Никите и держала его рядом, объяснялась страхом быть ведомой и отчасти желанием занять мужское место. При этом от самой близости получала она так мало… Это было средство, а не цель. Никита был необходим ей как предмет склеивания, поддержания чувств, манипуляции. Она боялась, что чувства остроты и надежды, отражающие Никиту в ее понимании, остынут, если она перестанет так поступать.
Сиропом обтекая собеседников, Инна деспотично подчиняла себе, парализовывая волю. Никите начало казаться, что ему с каждым днем становится все труднее дышать рядом с ней. И при этом его особенно поражала ее инфантильность, быть может, наигранная, но неизменная. Восхищение собачками, кошечками, кроликами, но только не детишками начало раздражать Никиту, потому что он не понимал коренных причин этой избирательности – животные не несли опасность.