Беда в их семью пришла откуда не ждали. Арестовали младшего брата по доносу Плеева. Срок небольшой дали. Да и разобрались потом быстро, обвинение сняли. Только погиб он на лесоповале, бревном придавило. Бросился спасать бригадира, тот выжил, а брата не стало.
У матери сердце не выдержало. И поклялся Богданов Плеева достать и своим судом судить.
– Когда узнал в новоприбывших Плеева, – продолжал своё повествование мой собеседник, – сознание враз помутилось. Не поверите, руки тряслись после всего, дрожь по телу никак не унималась. Ощущение такое, не вся накопленная злоба вышла. Всё внутри ещё бурлило. Рвать на куски хотелось. Сделай хоть кто-нибудь шаг в сторону, новой беды не миновать. И тут вы, Фридрих Карлович. Ваше спокойствие, но главное, глаза в тот момент вернули меня в осмысленное состояние. Я справился с бешенством и злобой внутри. Всё отпустило.
Богданов умолк, затем продолжил: «Мне осталось полгода отсидеть. Выйду, вернусь домой, в деревню, откуда в город перебрались. Потянуло туда со страшной силой. У нас там большой берёзовый лес есть, белых много. Часто вместе с братом ходили собирать их. Бывало так нагрузишься, что идти не можешь. К хозяйству потянуло, к земле. По всему видать, воровская жизнь моя кончилась. И слова ваши, Фридрих Карлович, что простил он нас, глубоко засели. Перевернули они меня. Брат встал перед глазами. Так и слышу голос его: «заживём тогда хорошо, по-честному, по совести». Не могу память предать. Вот и излил душу свою перед вами, Фридрих Карлович. Знаю, что сочувствуете. Трудное это дело. Но такова видно доля ваша. Вот. Всё сказал. Если что, обращайтесь».
Не суждено было сбыться его мечтам. В эту ночь человек по прозвищу Богдан, который держал в страхе весь лагерь, чьё мнение никем не оспаривалось, лёг спать и больше не проснулся. Сердце во сне остановилось. Я констатировал его смерть.
А на лице у него застыла улыбка. И сам он выглядел спокойным и расслабленным, примирившимся с миром, где для него не было больше бедных и богатых, обманутых и обманщиков. Наверно, он вернулся в деревню, в берёзовый лес, к грибам, брату, матери…
Первоначально я расстроился от неожиданной смерти авторитета, ставшая шоком для многих. Установилась на некоторое время непривычная тишина во всём. Два события, следующие один за другим, нарушили привычный уклад жизни арестантов не только в быту, но и в мировоззрении. Такое надо было осознать. Ушли «палач» и «приговорённый», и оба как-то «неестественно», «необычно».
Ничего не предвещало подобной развязки. Я и предположить не мог, что наша с авторитетом последняя беседа окажется столь откровенной. Немногословно, даже скупо, он поведал мне о своей жизни. Сложно не согласится с мыслью, что возможность украсть создаёт вора. Только эта возможность в голове, когда человек приписывает себе право брать у других или лучше сказать отбирать. Плохо, если данное право проистекает из дурного воспитания или испорченного характера. Значительно хуже, когда в обществе сами люди поддерживают устои, при которых достойно жить могут лишь немногие, а для большинства уготована судьба влачить своё существование, бороться за выживание, порою пренебрегая человеческой моралью.