Я пытаюсь сделать еще шаг, и вот я в песке уже по шею. И я начинаю падать вниз, в пустоту под собой. Меня тянет глубже и глубже, песок накрывает меня с головой, а лица родных размазываются.
Вдруг мою руку в песке ловит чья-то рука. Я с трудом вижу, что рука смуглая и мозолистая – это рука иракского солдата. Он на мгновение сжимает мою руку своей, а потом вкладывает мне что-то в ладонь, и пропадает.
Хотя песок уже полностью накрывает меня с головой, и я не могу разлепить глаза, мне не нужно видеть то, что он вложил мне в руку. Это пуля.
И я просыпаюсь.
Глава 17
Я не знаю почему, но проснулся я в поту. Такого со мной не было очень давно. Я почувствовал себя десятилетним пацаном, которому среди ночи приснился кошмар о том, что ветка, стучащая в окно, это вовсе не ветка, а когтистая рука какого-то чудовища.
Я кое-как встал, взял флягу с водой и с наслаждением отпил. Холодная вода будто остужала меня изнутри, смывая куда-то прочь мой кошмар.
Только после того, как я напился, я заметил, что на меня кто-то смотрит. На своей койке сидел Денни и молча смотрел на меня. Я мотнул головой, приглашая его выйти на воздух, и он моментально поднялся.
Мы выбрались из душной палатки наружу, и нам в лица ударил холодный воздух. Денни достал откуда-то из-за пазухи мятую пачку сигарет и протянул одну мне. Я покачал головой.
– Мне приснилась просто лютая херь,– хрипло сказал я, мой голос был еще осипшим.– Я тонул в этом ебаном песке, мои предки смотрели на меня, а тот иракский пацаненок тянул ко мне руку, прямо через песок. Вот я тебе это рассказываю, и вроде ничего страшного, но клянусь, это был худший кошмар в моей жизни.
Денни не отвечал и только затягивался своей сигаретой.
– Эй, чувак,– потряс я его за плечо. – В чем дело?
– Я думаю о Марии, – наконец ответил он.– В своем последнем письме…черт, она писала, как ей трудно. Письмо было, видно, полито слезами, знаешь, бумага сделалась такая…хер знает, как объяснить. Мятая, что ли. Она писала, что ждет, но просила поторопиться. А ей сейчас нельзя волноваться, чел. Ей скоро рожать. Черт, вдруг она уже родила? Вдруг я уже стал отцом? И я раньше, блин, никогда не задумывался, как все будет на самом деле. Побродим туда-сюда по Пустыне, постреляем, я стрелял в тире, я знаю, что это. А тут оказывается, что не знаю. Что я могу и даже хочу пускать пули в живых людей. Смотрю, как у них из дырок кровь льется, и мне похер. Вообще. Клал я на их кровь и дыры. И сейчас мы идем, и мне тоже похер. Дойдем, сделаем свое дело. Я боюсь, Марк. Что со мной сделала эта война, а? Я приеду домой, возьму сына на руки, а мне будет похер. Я буду заниматься любовью с женой и думать о том, как заряжать оружие. Я не хочу вернуться домой как машина, понимаешь?