– Боялась иракских солдат. Решила просить помощи у наших, – ответил Денни.
Мы все молчали. За всю войну, за всю эту заварушку с Пустыней, эти двое были нашей самой страшной находкой. На войне ты готов и к своей смерти, и к смерти врага. К чему ты совсем не готов, так это найти труп маленького мальчика рядом со своей матерью, которых убили только потому, что они хотели просить о помощи.
– Нам пора выдвигаться,– сказал кто– то, и мы словно очнулись.
– Похороним их, – вдруг произнес Денни. – Они это заслужили. Мы не смогли дать им защиту, дадим им, по крайней мере, достойное захоронение.
Никто не сказал ни слова, все просто молча поддержали нашего старшину. Я смотрел на лицо Денни и видел, что у него дрожат губы, что он отводит взгляд в сторону, что он побледнел. Я знаю, о чем он думал: он думал о Марии и своем сыне. Он представлял на месте этих трупов свою семью, потому что никогда не знаешь, что может случиться с самыми близкими людьми.
Я попробовал отобрать у него лопату, которой он рыл могилы, но он чуть ли не ударил меня, рявкнув, что сделает все сам. Я отошел в сторону, парни молчали. Мы все знали и все понимали. Ему самому нужно было все сделать. Он наш старшина.
Песок разлетался в стороны, а легкий ветерок подхватывал его и разносил по сторонам. Ветер ерошил волосы мальчика, и, если не смотреть на его лицо, можно было подумать, что он просто уснул. Ветер ерошил и края платка женщины, будто пытался заставить женщину подняться.
Наконец, Денни закончил и велел нам поднимать тело женщины. Мы увидели, что он вырыл только одну могилу, но промолчали. И без слов было понятно – мать и сын должны лежать вместе. Я, Вик и Дон бережно опустили женщину в ее могилу, а потом Дон взял на руки мальчика и так же бережно положил его на грудь матери. Денни, который все это время стоял рядом, опустился на колени и накрыл мальчика платком. Потом он поднял голову, и я увидел, что у него по щеке катится слеза.
– Простите, – тихо сказал он, и я не знал, кому он это говорит, нам или мертвой иракской семье, лежащей в могиле.
Просил ли он прощения за свою слабость или за то, что мы не могли дать защиту всем, кто в ней нуждался? Никто не смог бы ответить на этот вопрос, даже он сам.
Когда мы вернулись в лагерь, оказалось, что мы отстали от графика на полтора часа. Напряжение среди нас понемногу спадало, и даже Денни приходил в норму.
– Выдвигаемся,– глухо сказал он.
Когда я надевал на плечи рюкзак, он подошел ко мне:
– Знаешь, мне дико перед тобой стыдно…
– В смысле? – я искренне не понимал, о чем он.