Телята, овцы, козы двинулись вниз к водопою.
Чуть поодаль сбоку, высунув длинный красный язык, бежит огромный рыжий пес.
Стадо стремительно скатывается с холма, но у корыт замедляет ход, а у самой кромки останавливается вовсе.
Стадо стоит.
Мычит и блеет.
Из переполненных корыт начинает выплескиваться вода. Жажда мучит овец, коз, телят, но что-то пугает их, жуткий страх не дает подступиться к корытам и погрузить морды в искрящуюся на солнце воду.
Рыжий пес сел в пыль, вскинул голову к небу и завыл.
Тревога охватывает стадо.
Толкутся овцы и телята, задние напирают, толкаются, прорываются, наконец, к корытам, вот долгожданная цель, но к воде ступить не могут, словно невидимая струна впивается в их ноги и не дает ступить. Всего шаг. Однако его не сделать.
Приближается всадник. Спрыгнув с лошади, оставляет поводья в седле, но лошадь покорно движется за ним. Ступает она устало, медленно.
Завывает пес.
Лошадь останавливается у корыт, вскидывает голову и смотрит на ту, что вертит барабан.
Барабан скрипит, лошадь идет по кругу, толчками из трубы выталкивается вода в корыто. К трубе, куда плюхается вода, подходит пастух, ему навстречу ступает Боря. Пастух взглядом провожает поток от трубы до корыта. Там, под водой, в корыте что-то пугает его, он вскидывает голову и, не дыша, смотрит на Келдышева.
Келдышев в невыносимой истоме, в судороге, сводящей все внутренности, пытается не смотреть вниз, разворачивается в сторону скрипящего барабана, его охватывает острое желание вторить рыжему псу.
Но останавливается барабан.
Встала лошадь.
Боря смотрит на пастуха и взгляд его, наконец, скользит вниз к воде. Там, зажатый стенками корыта, на дне, лежит парень. Он без одежды. Голый. Руки вытянуты вдоль тела и прижаты к старым доскам, местами покрытыми зеленоватым мхом. Ворсинки колышутся, так как хоть и встала лошадь, и не крутится барабан, но порции воды со дна колодца все еще поступают и ударяют в наполненное корыто точно в то место, где голова юноши. Лица не рассмотреть.
Плюх.
Плюх.
Пастух и Боря ждут.
Плюх.
Плюх. И это последний выброс.
Пузыри из толщи воды пошли вверх, пробегает последняя рябь на поверхности и Боря узнает Геру. Это он. У Геры открыты глаза, не понятно жив ли он, лицо излучает умиротворение, даже вострог.
Боря переводит взгляд на пастуха. Пастух – это я Джимми. Джим Евглевский.
Боря присаживается на край корыта и с особенной своей лукавой улыбочкой, в упор, глядя на меня, тихо спрашивает:
– Ты зачем пишешь вот это все?
Я не знаю пока что ответить.
– Это что ты пишешь?
«Роман», – должен был бы ответить я. Но молчу пока.