Монеты на ладонях – сильный ход. Первая оторопь, и тут же – до капелек пота у век – обжигающее желание отдать долг. Отдать долг и потом выиграть.
Выиграть!
Заставить Толика быть в долгу, проходить мимо, не глядя, смеяться за спиной и в лицо.
Я видел монеты, ладони не видел. Чьи ладони? Нет, не так. Перепёлкина уже не Перепёлкина. Остались только ладони и рубль двадцать, и виделась уже моя жизнь без маяты и боли, и маячила победа. А Перепёлкиной не стало.
Когда во дворе, под ивой, я отдавал долг, Толик не смог скрыть удивления. Как-то даже затравленно повертел шеей, ожидая подвоха. Спросить, откуда деньги – это уже слюни пустить. Но большого труда стоило ему не спросить. Он был уверен, я надолго теперь стану его обслугой. Когда еще верну все до копеечки? А пока потаскаю его портфель, подежурю по классу и за себя и за него.
Дядя его за развалинами старой крепости на кошаре держит отару.
Мне уже приходилось эту тучу гнать к водокачке, пили овцы долго, протяжно, безмолвно. Зной останавливается в небе, останавливается и надменно взирает сверху на них, на меня. Я слышу шорох зноя, его безразличие, остраненность, слышу его бесшумное и бесконечное во всю степь дыхание. И никаких звуков, разве только тушканчик прошелестит рядом в кустарнике. Одна за другой отрываются морды от лотка с водой, и на поверхности остаются белесые хлопья. Неторопливо отваливают и кучно, разом начинают перебирать копытцами вверх по холму, уверенно направляясь в сторону кошары.
Мучительное унижение под беспощадным гнетом зноя и в овечьей компании. Это тогда, в далекие времена Перепёлкиной. А сейчас? Сколько отар прошло по тем холмам?
Я протянул деньги. Он взял не сразу. Юбилейный рубль подбросил на ладони.
В горячке, в устремленности к близкой свободе я не поменял-таки, юбилейный на бумажный. Очень спешил.
Он опустил рубль в карман, просиял весь и в порыве щедрости, как можно было бы подумать, вернул мне 20 копеек.
– Держи, Жмых. – усмехнулся, хотел сказать что-то, но зазвенел звонок, и он ничего не сказал.
20 копеек мои. Отлично!
Отлично-то отлично, да только тут не просто неслыханный жест бескорыстия. Я уже не на обслуге, а у Толика, я думаю, по этому случаю были большие планы. Планы рухнули. Но я в игре. 20 копеек, чуть выждать и…
Со ступенек за нами наблюдала Перепёлкина, я заметил ее, когда она тянула ручку тяжелой двери, чтоб опередив Толика, скрыться в школе. Она все видела и все поняла.
Закончились уроки. Класс быстро опустел. Я выгрузил из портфеля тетрадки, учебники и, не спеша, аккуратно, стал засовывать обратно, в первое отделение книжки, во второе все тетради, в третье дневник и всякую мелочевку. Тянул время. Сегодня особенно не хотелось догнать Перепёлкину.