Автобус остановился и выплюнул нас, в числе прочих пассажиров, ровненько напротив входа в циклопический гипермаркет. Вместе с толпой мы просочились за автоматически разъехавшиеся стеклянные двери и поднялись по эскалатору в торговый зал. Не мудрствуя, мы обратились на пост охраны. К двум затянутым в черную, с нашивками, униформу мужичкам – худому и толстому.
– Вы, наверное, к Анфисе Васильевне?.. – догадался худой, когда мы сказали, что пришли по поводу работы.
– Давай-ка я отведу молодых людей, – вызвался толстый.
Он покатился, как колобок, или как указующий путь волшебный клубочек бабы-яги. Я и Ширин двинулись следом. Мы пересекали торговый зал, который невозможно было охватить взглядом. Казалось: места здесь достаточно под лагерь целого легиона. Мы проходили стеллажи, заставленные консервами: мясными, куриными, овощными. Аквариум – с живой, и холодильник – с мороженой рыбой. В следующем отделе на витринах густо краснело и слабо розовело мясцо, а еще дальше – в глазах рябило от сыра и колбасы сотни сортов.
Народу – тьма-тьмущая. Довольные покупатели – слепые, как носороги – толкали перед собой заполненные продуктами тележки, так что нам приходилось уворачиваться. Почти в каждой до предела набитой тележке на самом верху, будто вишенка на торте, красовалась пачка туалетной бумаги. Мне виделся в этом некий символ. В затаривающейся толпе сновали работники гипермаркета. Так и мелькали темно-зелеными пятнами их жилетки. Работники разгружали брошенные покупателями тележки. Поправляли товары на полках. Подсказывали заблудившимся, как пройти в такой-то отдел. Я заметил: большинство работников были тюрки и кавказцы.
Я подумал: у гипермаркета есть одно неоспоримое преимущество перед кошачьем отелем, в котором могла бы работать Ширин. Оно в том, что гипермаркет оказался настоящим. Мы ведь топаем по его торговым рядам!.. И уже успели убедиться: сюда принимают на работу «не славян». Видимо – Бахром решил заслужить прощение за Лиственную улицу. И в этот раз подыскал для моей милой реальную вакансию.
Моя девочка держалась за мой локоть. Не протяжении всей сегодняшней поездки она сохраняла каменное выражение лица, но теперь не могла скрыть волнения. Полуоткрытые губы Ширин трепетали. Пальцы, на моем локте, дрожали. Милая бросала взгляды по сторонам. Я понимал: в ее мозгу роятся те же мысли, что и у меня. Со страхом не получить работу – в сердце моей возлюбленной боролась надежда.
Охранник привел нас в подсобное помещение, где перед раскрашенной зеленой краской железной дверью кучковались полтора десятка глядящих исподлобья бедно одетых людей. В основном, тюрков.