Я опустил своё отяжелевшее тело на диван, схватился одной рукой за правый висок, продолжая с силой сжимать в другой свой старый джемпер. Хранитель впал в небольшую растерянность, убрал руку с пояса, потерял бдительность и сделал пару шагов навстречу.
– Стил? – осторожно позвал меня Вергилий. – Тебе плохо?
Старый привычный голос Вергилия привёл меня в чувство. Холодный и чёрствый исполин его гордости дал трещину, и за всей его надутой деловитостью прятался всё тот же человек, который всё это время пытался доказать свою человечность. На миг в моей голове возник странный вопрос, лёгкое подозрение – а сможет ли Вергилий убить меня с таким же хладнокровием, с каким он пришёл продемонстрировать свою серьёзность? А смогу ли я? Этими размышлениями я вытащил себя из плена шёпота, отвлёкся от его зова, и он стал затихать, пока снова не развеялся в тишине моей комнаты. Я привстал с дивана, продолжая потирать ещё гудящую голову.
– Старые раны, – пробубнил я в ответ и натянул на себя джемпер.
Кажется, я услышал, как Хранитель облегчённо выдохнул и вернулся на исходную позицию.
– Вергилий, а ты сам не хочешь спросить, зачем я это сделал?
Я подошёл к входной двери, где стоял мой грозный конвоир. В ответ Хранитель снова помрачнел, положил руку на пояс и грозно покачал головой.
– Нет! – отрезал он. – Оставь свои объяснения для Верховного Стража, и хватит разговоров, не искушай судьбу.
Я надел ботинки и куртку, застегнул молнию и посмотрел в его отрешённые и жестокие глаза, где не нашёл ни тени сомнений, лишь слепое подчинение приказам вышестоящего Стража. Затем расстроенно покачал головой и направился к выходу под чутким взором Хранителя. Он услужливо отступил, пропуская меня вперёд, и я почувствовал, как натянулись между нами струны непростых отношений, как напряжение, повисшее в воздухе, сдавило грудь. Каждую секунду я жил на грани исчезновения, ощущал холодный взгляд смерти на своём затылке, слышал её дыхание рядом с собой, размеренный стук сердца. Каждое его биение и каждый вздох я ждал, когда она коснётся меня и прервёт моё жалкое существование, и это ожидание становилось невыносимым. Как же тяжело делать новый шаг, как страшно жить, оглядываясь на занесённый топор палача. Я даже усмехнулся в своих мыслях. Палач смотрит в собственные глаза и видит там только страх и боль, видит себя со стороны и боится своего отражения. Мало кто задумывается, что все мы живём в секунде от смерти, ходим кругами по эшафоту, бежим от неизбежного, а злой рок внимательно наблюдает и ждёт малейшей ошибки, неверного движения, чтобы в тот же момент избавить нас от самих себя. Мы живём и не задумываемся над последствиями, не видим угрозы, пока не будет слишком поздно, и понимаем, что умерли только тогда, когда последние остатки тепла покидают наши сердца.