Она не будет вспоминать никогда.
И вот этого жесткого цинизма:
«Амелия станет моей женой, это давно решено. А Истелинда, это Истелинда. Они тебя не касаются. Достаточно того, что ты будешь со мной».
Тоже.
В конце концов, Мара вытерла слезы и беззвучно прошептала:
— Прощай, Родхар Айслинг — Ледяной Клинок.
Лежала еще какое-то время, глядя в потолок. В темноте даже разглядела паутину. Хотя, конечно, это могли быть трещинки в побелке или потеки, оттого что протекла крыша. Чуть больше недели ее не было дома, а сейчас казалось, что прошла целая вечность.
«Убрать надо будет завтра же», — подумала Мара и наконец заснула.
* * *
Утром она проснулась с прекрасным боевым настроем.
И сразу занялась уборкой. Обмела всю паутину в своей комнате и в коридоре. Когда старый Хиберт поднялся наверх, будить ее, чтобы позвать завтракать, оторопел:
— Мадхен Мара! Что это вы делаете?!
Она обернулась, одной рукой орудуя примотанным к швабре и завернутым в тряпку веником, а другой рукой поправляя косынку. И пропыхтела:
— Убираю.
Немного побелки посыпалось ей на голову, и она фыркнула отряхиваясь:
— Фууух!
— Мадхен Мара, — проговорил старый слуга. — Зачем же вы сами-то полезли?! У вас потрескается кожа на руках! Давайте мы сейчас…
И оглянулся в сторону выхода на лестницу.
— Хиберт, — сказала она. — У нас нет служанок и нет возможности их нанять.
— Тогда дайте мне! Я сам!
Она замерла, глядя на него, потерла глаза тыльной стороной ладони.
— Нет. Если что, поможешь мне во дворе и в саду. А здесь я сама.
Старый слуга долго смотрел на нее молча, потом покачал головой.
— Мадхен Мара… Ладно, я что хотел-то. Спускайтесь, я приготовил завтрак, и если не побрезгуете…
— Ну о чем ты говоришь, это же замечательно!
Потому что есть и впрямь хотелось, она только сейчас это поняла.
На завтрак была рассыпчатая каша из той крупы, которой раньше кормили кур. И даже по вареному яичку, двух несушек Меркель Хиберту все-таки оставил. Вообще-то яйца Хиберт сварил для Мары, но она есть одна категорически отказалась.
После завтрака она снова принялась за работу. Это было хорошо. Когда работаешь, время проходит с пользой, и некогда чувствовать. Прежде всего, конечно, Мара хотела оценить урон, который нанес замку Меркель. При дневном было лучше видно, что дела обстоят не так катастрофически. Ее опекун выгреб почти все, оставил только то, на что позариться трудно. Но жить было можно.
И Мара еще собиралась повоевать с младшим братом своего отца. Она, конечно, понимала, что скорее песок расстанется с пролитой в него водой, чем Меркель Хантц с тем, что попало в его лапы. Однако ей тоже было, что ему сказать.