Но терпит. Молчит. Иногда сама себе руку прокусывает.
А после каждый раз устраивается на груди калачиком.
Лежит. Шепчет что-то. По коже гладит. Узоры какие-то пальцами выписывает.
Пока я ее не выгоняю.
И остаюсь сам. Наедине с этой дикой пустотой, что выворачивает все суставы. Все мышцы. До ломки.
Она хуже боев. Хуже ядовитой ярости, что разъедает.
Она пожирает.
Как если бы этот гребанный песок забился везде. В самую душу бы забился.
И шкребет. Шкребет там внутри. Противно. Оглушающе.
Я не человек. Я просто оболочка. Машина для драки, траха и жратвы. Ничто.
И я, блядь, тону в этом ничем.
Подыхаю. Схожу с ума, превращаясь в настоящего безумца.
И это намного хуже, чем быть демоном. Безумец с пустотой внутри. С выдранным чем-то, что на хрен кровоточит, а я и не знаю, где эти куски искать. Как их собирать!
Тогда ухожу. Поднимаюсь, не оставляя себе шанса на сон, даже перед боем.
Тогда на все насрать.
Хочется просто уйти. Убежать. Сбежать на хрен от самого себя.
Брожу по ночной пустыне.
Слоняюсь, чувствуя, как пошатывает.
Даже смрад могильника, до которого иногда успеваю дойти, не так отталкивает, как эта черная дыра внутри. Не так противен.
Как-то добрался до странных руин.
Дом. Или, даже скорее, настоящий замок.
В каком-то прошлом.
Но сейчас. Особенно в ночной тьме. Он будто призрак. Признак такой же, как и я.
Его взорвали или он сгорел. Одни руины.
Несколько огромных залов осталось, почти в нормальном состоянии.
Здесь даже мрамор на полу. Валяются золотые подсвечники. Обрывки картин. Или даже гобеленов. Добротное красное дерево.
Здесь я начинаю дышать. Бродя по полуразрушенному замку. Слушая, как глухо отбиваются мои шаги в звенящей тишине.
Дышать как-то совсем по-другому. Будто и воздух здесь совсем другой.
Кажется, только в этих руинах и есть смысл. Но только он убит кем-то. Выпален. Но замок… Он, будто в отличие от меня, все помнит! И жив больше, чем я сам…
Иногда здесь, измученный вечным недосыпом, мне кажется, я вижу вспышки. Они дрожат перед глазами.
Вспыхивают пламенем, жар которого чувствую кожей.
Бьют по сетчатке так, что реально становится больно.
Вижу, как летит во все стороны пылающий каркас дома. Как взрывается мебель, разлетаясь во все стороны в горящие ошметки.
И, блядь, мне надо.
Сжимаю кулаки так, что они хрустят.
Надо! Мне надо туда, потому что хоть меня никто и не зовет, а я будто зов слышу. Слышу крик. Отчаянный. Громкий. Разрывающий нутро.
Меня туда не голосом зовут. И слышу не ушами.
А тем, что во мне сейчас то ли выдрано. То ли сдохло на хрен.
И говорят, зовут меня — оттуда. Из самого сердца. Из самой души. Прямо туда. Внутрь. В душу. Которой сейчас больше не чувствую. Будто она спалилась до последнего атома в той проклятой пустыне. Или еще раньше?