— Давай я помогу тебе встать, — тихо говорит он.
— Томас, что ты здесь делаешь? — ошарашенно спрашивает Мэри. Она до сих пор не верит в то, что он оказался рядом в тот самый момент, когда был так нужен.
Он замирает, и она видит, как он становится недоумением и страхом.
— Я… я…
— Томас?
— Мэри… что происходит? Я ведь только что был в "Черной Луне"!
Белое действительно было бумагой. Она действительно нарисовала Томаса.
И он оказался здесь.
Осознать это она уже не успевает, провалившись в спасительную тьму забытья.
И там, в этой разноцветной тьме, она слышит тихое поскуливание несчастного ребенка…
Мэри почти привыкает к этим слабым рыданиям. Здесь, во тьме, ей хорошо. Здесь она не может думать, а значит — и не может ужаснуться тому, что сделала.
Но тьма быстро перестает быть блаженной и уютной.
Сначала Мэри становится холодно. Пальцы на ногах мгновенно коченеют, будто она вышла босиком на лед. Мгла вокруг приобретает очертания, и рисующей кажется, будто она попала в Термитник. Дома высокие, а стоят так близко, что закрывают небо. Хотя… здесь ведь нет неба. Только холод и мгла.
Дома сжимаются вокруг Мэри, сдвигаются, и она оказывается в ловушке. Вот уже она зажата среди стен и не может вдохнуть.
Город становится ее клеткой. Клеткой, из которой нет выхода. И выходом может стать только смерть.
Слышится треск костей, и невыносимая боль становится самой сутью Мэри. Она кричит, срывая голос, зовет Джека, Томаса, Киру… Капитана.
Но их здесь нет. Больше ничего нет. Только боль и мгла.
— Мэри! — она внезапно слышит голос шакала. Он будто бы совсем рядом, но она не видит его. Не чувствует его эмоций. Здесь, в этой тьме, она совершенно беззащитна и лишена чутья рисующей.
— Я здесь! Томас, я здесь! — пытается закричать она, но из горла вырывается лишь хриплый сип.
— Мэри! Очнись! Ты дома, слышишь? Все хорошо!
Словно испугавшись слов Томаса, тьма отступает, а горькие рыдания ребенка стихают. Мэри больше не больно, а еще она понимает, что лежит на своей кровати, а Томас сидит рядом и тормошит ее за плечи.
Открыв глаза, Мэри подается вперед и крепко обнимает друга с облегчением вдыхая его запах и эмоции.
— Прости меня… — шепчет она, кладя голову ему на плечо.
Томас гладит ее по спине, успокаивая, хотя в нем самом сейчас бурлит целая буря чувств. Он испуган тем, что она сделала.
Она сделала своим полотном целый город, и шакал был всего лишь частью этой реальности. Картины, что она нарисовала.
Томас внезапно отстраняется, и его руки перестают ее успокаивать. Мэри хочет застонать от разочарования, ведь она боится намного сильнее друга. Но он быстро возвращается, прижимая к ее губам стакан с водой.