Но я его не задам. Заставлю надеть колье. Она будет в нем. Голая. И подо мной.
Проголодался я по ее коже, по запаху. По телу. И какое-то смутное чувство заставляет тормозить, проявить уважение перед ее внутренней силой.
Профессия у нее не дай боже и не жрать — для этого волю нужно иметь.
В тюряге с непривычки жрать так хотелось, что штукатурку пальцем поддевал, расковыривал и мел жрал.
Торкнуло, когда она глаза закрыла, побледнела, обмякла.
Повело ее. Натурально. Я игру чую на раз. И караю жестоко за блеф. Но она ко мне потянулась. Как росинка, ища поддержки. Подсознательно, не отдавая себе отчета, показывая, что, что бы ни кричала эта бестия, глубоко внутри ее тянет ко мне ровно так же, как и меня к ней.
Этот момент ее доверчивости раздробил внутреннюю установку на секс и возбудил похлеще любого обольщения, а когда причину ее слабости услышал…
Млять. Я реально чуть не нагнул куколку и не задрал платье, чтобы хорошенько отходить ремнем по округлой заднице. Чтобы запомнила, что над собой так измываться — не дело.
Не сделал. Ее шок не позволил и румянец, что зацвел на бледных щеках. Слабая, податливая, тепленькая.
Не понял, как кормить начал. Просто на инстинктах. И как пожалел, когда она губами мои пальцы обхватила, чтобы еду взять.
Царапается киска, да только распаляет мужской аппетит.
— И частенько ты себя голодом моришь?!
Упирается. А мне ее сломать — секунда.
— Я вопрос задал. Отвечай.
Зеленые глаза вспыхивают зло, уже улавливаю ее настроение по одному взгляду. Подбородок поднимает и проговаривает с вызовом:
— Иногда приходится загонять себя в рамки. Это работа. Этот показ стал самым главным в моей карьере.
Знаю.
Ее пасли мои люди, а я следил за ее движухой, охрану дергал. Просматривал материалы, которые исправно мне присылались, список звонков, контактов. Чисто все. Не прикопаться.
Встаю. Пора заканчивать. Выбор оставляю за девчонкой. И тут ее взгляд затравленный в сторону ножа цепляю.
— Не поможет. Порезы на твоем теле только привлекут моего партнера, поверь, такие игры в его вкусе.
И боль в ее глазах как ответ. Правда вообще болезненная штука.
Трясет ее, а я замираю на мгновение, рассматриваю красотку в помятом платье, бросаю взгляд на задравшуюся юбку с ажурной резинкой чулок, на волосы, что собрала в хвост, и на прядки, которые не выдержали натиска моих рук.
Передергивает плечами, холодно ей, мурашки по нежной коже бегут, а у меня перед глазами это тело на простынях в разных позах и ее тихое:
— Да…
Я в шаге от того завис, чтобы со стола все свалить, одним махом ее уложив. Не пацан, чтобы так все в штанах реагировало, не по статусу.