— Я проконтролирую, Иван.
Смотрит мне в глаза.
— Не будь параноиком, Гун.
Помню, как тачку пригнали, сам осмотрел, проверил и ржал над чертовым бантом на капоте.
— Не мог я так лажануть, брат, не мог…
Руки в кулаки сжимаю. Прикрываю веки, чтобы собраться, а сам мыслями лечу в день, когда впервые увидел белокурую куклу на плече у шестерки. Девчонка в коротком платье, безбожно задранном, демонстрирующем шелковое белье на белоснежных ягодицах.
Скользил взглядом по длинным ногам и охреневал, что впервые Кровавому доставочка в таком потрепанном виде.
Пошел за ней в кабинет. Царапнуло нутро сомнением. Остался.
— Нашлась пропажа ваша, босс, — басит ищейка и девчонка падает к ногам Ивана, а у меня челюсть ведет от спазма. Так не должно быть. Реакции Кровавого просекаю. Ему не похрен.
Приглядывается к модельке, а я как пес след беру. Рассматриваю обвязанную ленточкой красотку, и почему-то грудная клетка свербит, словно кто-то изнутри когтями проводит.
Подаюсь вперед. Мне безумно нужно лицо ее увидеть. Потому что там, где сердце, печь начинает.
Иван ее волосы густые, пшеничные, откидывает и в глазах Царя бездна лютая раскрывается, водит по лицу ее пальцами и вопрос рокотом:
— Кто посмел?!
Златовласка молчит. Не отвечает, а я балдею от ее отваги. У таких, как мы с Кровавым, бывалые мужики раскалываются на раз, но девчонка упрямится.
И мне нестерпимо хочется самому в ее глаза заглянуть.
— Монгол.
Один взгляд и я понимаю. У Палача одна задача — линчевать.
А потом она голову поворачивает в мою сторону…
И меня сшибает. Грузовиком на скорости ударом в живот. Всего всмятку.
Грудная клетка не просто свербит сейчас, ее вывернули наизнанку и ребра выломали.
На меня накатывает лавина, гремучая, жуткая.
И я впиваюсь взглядом в черты ангела. Неописуемая красота. Непорочная. Чистая и в глазах бездонных, зеленых, вызов напополам со страхом и то, что не может не вызвать уважение — гордость. Несломленность.
Это фарфоровое лицо мне на зрачках отпечатывается, выжигается железом каленым по внутренностям и режет тонким лезвием, вспарывая кожу.
Девчонка рассматривает меня. Не так, как другие бабы.
Нет в глазах того, к чему привык.
Есть чистота, злость, непонимание.
Ощупываю взглядом ее всю, оставаясь безучастным внешне, только кажется, что чует что-то, сжимается вся, голову втягивает в плечи, а я смотрю на бледную кожу и на скуле след от удара, отпечаток, отдающий синевой.
На каплю крови смотрю, которая на месте ушиба запеклась.
На венку, что под бледной, почти прозрачной кожей пульсирует озверело.
Приказ Ивана ясен.