Человека не вернуть, время вспять не развернуть. А боль… она затихает, покрывается мокрой коркой, которая будет кровить, стоит только сковырнуть, но я этого себе не позволю.
Дом Ивана изменился. Я как одержимая прошлась по всем комнатам, кроме его кабинета. Туда я не ступала. Слишком свежи раны, та ночь, когда упала к его ногам, когда поднял и заглянул в глаза, моя судьба была решена уже тогда…
И все же сегодня я вошла туда, не спалось, спустилась вниз, ноги сами привели меня в пустой кабинет, и я огляделась.
Ничего не изменилось. Монгол не менял ничего, не тронул, так все и было, как в тот раз, когда меня бросили к ногам Кровавого.
Прохожу к его столу и провожу пальцем по кожаному креслу, сажусь и прикрываю глаза.
Мне все время кажется, что он живой…
Разум понимает, но сердце не согласно, оно не хочет верить…
Провожу пальцем по столу, дерево хранит тепло, а затем выдвигаю верхний ящик, не знаю почему, просто по наитию, и меня сшибает галлоном непролитых слез, когда оттуда я достаю ленту…
Узнаю ее сразу же. Та самая, которой был обернут подарок Каца. Моя лента…
Он сохранил…
Плачу. Зажав зубами ладонь, захлебываюсь своей дикой тоской, потому что с каждым вдохом мне не легче, как можно было не понимать, что так безумно полюбила…
Стоило потерять и все встало на свои места…
— Ненавижу тебя, Иван! Ты не мог умереть… не мог…
Не понимаю, как и что произошло, просто в какой-то момент подо мной стало очень мокро и живот скрутило болью настолько сильной, что я повалилась на пол.
Дверь кабинета хлопнула со страшной силой и через секунду перед глазами возник Монгол.
— Что? Ава. Что?
— Не знаю… ребенок… Монгол… спаси моего ребенка…
Слезы начинают катиться из глаз, меня одолевает паника. Становится нечем дышать.
— Тише.
Монгол тщательно трогает меня, ощупывает. Причем детально, как врач, и, наконец, опускает взгляд на мою светлую юбку с пятном, смотрит на ноги.
— Понятно. Мне никогда не бывает легко.
Шипит сквозь зубы и янтарные глаза сужаются. Рывок и я на руках у мужчины, грозного, сильного, который встает и несет меня не сбавляя шага, уверенный, злой, ненавидящий, отчаянный, играющий в свою игру.
Для всех он мой мучитель, подмявший под себя империю Кровавого. На самом деле единственный защитник, ставший надежным тылом.
Вцепляюсь на инстинктах в крепкую, бычью шею, чтобы не упасть. Палач идет в ровном темпе, размашистым шагом.
— Мне страшно… мой ребенок… — заикаюсь и неожиданно Палач каменеет, останавливается и отвечает с ухмылкой:
— Успокойся, женщина, ты рожаешь. Время пришло, значит…
— Я? Но ведь еще пару недель есть…