Он сложный. Свой буйный нрав Палач держит на жесточайшем контроле. Только у меня все чаще закрадывается сомнение, что если такой человек отпустит свои ограничители, то рванет не по-детски.
— Синдикат Смольного ликвидирован, Аврора. Вы с сыном в безопасности.
Твердый голос и взгляд диких глаз. Так и не привыкла к этому мужчине, его повадкам и отстраненности, причину которой я, кажется, понимаю…
— Иван отомщен, — отвечаю тихо, слезы текут из глаз. Последние месяцы стали самыми страшными в моей жизни.
— Правила безопасности еще никто не отменял, так что все по-старому, Ава, для всех ты моя женщина.
Молча смотрю на восточного мужчину. Невероятная харизма, огненный нрав и такой самоконтроль. Варвар.
И неосознанно отвожу взгляд. Он смущает. То, как смотрит. На дне желтоватых глаз кажется, что огонек тлеет.
— Есть еще кое-что.
Его голос заставляет вновь поднять взгляд на мужчину.
— В ликвидации Смольного и его бригады на моей стороне был неизвестный. В принципе, синдикат рухнул благодаря ему.
— Ты знаешь, кто именно?
Прищуривается и хмурит брови, где на одной явственно виден шрам. Странно, но ему подходит.
— Есть подозрения. Мне важно понять, кому еще перешел дорогу Смола и откуда взялся профи нереального уровня. Одиночка, которого никто не смог вычислить.
В голосе Монгола слышна какая-то незримая циничность, или что-то такое, чему не могу подобрать определение.
— Мне нужно к ребенку, — отвечаю робко, а он смотрит на меня. Не моргает даже. Дикий. Необузданный. Для всех шакал, предавший Царя и взявший власть в свои руки, присвоивший Кацевскую игрушку.
И только я знаю, что именно Палач сделал и продолжает делать в память о друге.
— Иди, — наконец, кивает в сторону двери, и я ухожу, чувствуя прожигающий взгляд раскосых глаз.
Такие мужчины, как Монгол, умеют держать ураган своих чувств в узде и это правильно.
Дистанция. Она нам нужна, потому что свое сердце я навсегда отдала одному мужчине и на него может претендовать единственный человек. Мой сын.
Маленькая весточка, напоминающая о человеке, которого я полюбила всем сердцем…
— Твоя на веки, Иван, только твоя…
Малыш на руках окончательно засыпает и выдергивает меня из мыслей.
Я крадучись укладываю его в люльку. Улыбаюсь, держась за деревянную перегородку. Димитрия сложно уложить, но стоит ему заснуть, как он становится самым спокойным в мире ангелочком и просыпается только, чтобы попить молочка.
— Моя буйная соня. Мой противоречивый маленький смерч.
Резкий грохот за окном и молния, а я смотрю с беспокойством на сына, не потревожит ли природа его сон. Но нет. Спит. Профессор говорит, что новорожденные могут просыпаться до семи раз за ночь, но мой малыш словно чувствует мое состояние и позволяет мне немного высыпаться.