— Ты меня выде… что? — переспрашиваю шокировано.
Глаза у него становятся дикими. А я понимаю, что именно сейчас ляпнула.
— Ешь. Иначе найду чем занять твой рот.
Приподнимает бровь. Явная угроза, а у меня тело покалывает от понимания его намека, той жуткой недосказанности, заставляющей меня опять попытаться вскочить.
— Прекрати! Трепыхания со мной не прокатывают.
И в белесых глазах проскальзывает предупреждение.
Опять подносит к моим губам жирнющий кусок мяса, который мне априори есть нельзя, даже запах вдыхать чревато набором лишнего веса. Отрицательно качаю головой несмотря на то, что он давит мне на губы и я явно размазываю жир по щекам.
— Хватит. Пожалуйста! С голоду нельзя столько. Мне плохо станет. Стошнит…
Прищуривается. Зло. Отбрасывает мясо в тарелку и проводит шелковой салфеткой по моим губам, болезненно стирая следы.
— И частенько ты на себе такие эксперименты ставишь?!
У него глаза внезапно такой яростью наполняются, что слюна в горле замирает, так и тянет закашляться, но меня парализует.
Током бьет от близости, от того, как упираюсь плечом в массивную каменную грудь. Ведет меня от его запаха, от руки, которая начинает прожигать спину сквозь ткань.
Все полыхает вокруг, и я словно вижу себя с ним со стороны. Маленькую бабочку, замершую в жестоких руках, которые вырвут мне крылья с корнем, без сожалений.
Смотрю на поджатые в недовольстве губы и вспоминаю, какими жалящими могут быть его поцелуи.
— Я вопрос задал. Отвечай.
Давит, припечатывает взглядом. И тут глупышке внутри думается, что это все отдает легким подобием заботы. Словно ему не все равно, будто ему не наплевать на то, как себя чувствую. Как проекция в кривых зеркалах. Так жертве может понравиться находиться в лапах хищника.
Сталкиваюсь с льдами, белесыми, практически прозрачными и отвечаю резко:
— Иногда приходится загонять себя в рамки. Это работа. Этот показ стал самым главным в моей карьере. Модель платья не села. Пришлось принимать экстренные меры.
Салфеткой продолжает вытирать свои пальцы, а я наблюдаю за его резкими движениями и стараюсь опять не облизнуться. У Ивана сильные руки с широкими ладонями и крепкими длинными фалангами пальцев, с овальными лунками ногтей и чуть выпирающими костяшками.
Широкое запястье зажато кожаным ремешком от платиновых часов.
Отбрасывает салфетку. Берет бокал с рубиновой жидкостью и подносит к моему рту.
— Выпей.
— У меня и так голова кружится, — проговариваю, пытаясь отказаться. Давит на мои губы хрустальной кромкой.
— Наоборот. Немного поможет расслабить организм. Подобное лечат подобным. Давай, куколка, один глоток.