Если удастся сегодня сотворить новую грудь, то в академии на занятиях ей делать совершенно нечего. Во избежание новых… трагических инцидентов. А в то, что их не будет, Петра, к сожалению, уверена не была.
Она вдруг почувствовала, что страшно устала, и этот день нелепого волнения за Татовича и ещё более нелепого волнения из-за Бачека, которого оба парня совсем не заслуживали, вытянул из неё все силы. А дел у неё сегодня ещё была целая грудь.
Часть 21
* * *
Бачеку было одновременно жарко, жёстко и холодно.
Ледяная стена за спиной унимала ощущение нестерпимого жара, распиравшего грудь, а вот ноги совсем окоченели. Он подтянул колени к груди, пытаясь хоть как-то согреться, и поморщился от напитанного влагой, застоявшегося воздуха подземелья.
Бесформенный камень царапал лишившийся штанов зад, и теперь надо было или хитро группироваться, или левитировать, а резерв был, само собой, пуст.
Коэн с усилием разлепил глаза и не смог сдержать мученического вздоха. Эти приступы лунатизма его когда-нибудь доконают.
Он опять очнулся на нижней террасе, и каменный пол вокруг весь был усыпан дохлыми летучими мышами. С прошлого раза их определённо стало больше. Они и тогда мельтешили и клёкали над головой, так, что ему приходилось расталкивать их руками. А сейчас ими был облеплен весь верхний свод, а пол усеян сухими сморщенными тушками.
Мыши…
Кому вообще в голову пришло назвать этих уродцев мышами?
Сначала он их боялся. Ну не то, что боялся. Брезговал. Тонкий писк раздражал, а кожистые крылья, которыми они то и дело его задевали, изрядно бесили. Он отбрасывал их от себя десятками, а они норовили облепить его всего целиком. В первый раз думал, не выберется. Но потом поймал взгляд одной такой… твари.
Он готов был поклясться, что в чёрных бусинах глаз застыл беспредельный восторг. И Коэн тогда тихо зашипел. Как это делают кошки. Мыши должны бояться котов, рассудил Бачек, и, к его собственному удивлению, это сработало.
Твари разом взмыли наверх и повисли, толкаясь, на неровных каменных сколах свода.
…А крылья оказались бархатными на ощупь, хоть и выглядели, конечно, премерзко.
Коэн тихонечко посвистел, наблюдая, как по ровным рядам мышиных ушей пронеслась рябь движения, и нахмурился. Он легко видел во тьме, совершенно для этого не напрягаясь.
В первый раз парень очнулся на нижней террасе в конце первого года учёбы. Страшно было жуть как. Темнотища, писк этот на грани слышимости и ужаса, и ни одной живой души больше, сколько б он не кидал поискового светляка.
Мыши его тогда наверх и вывели. Какими-то длинными запутанными ходами. В здравом рассудке он сюда и не сунулся б никогда, да и выйти не смог бы. А вот во сне…