Я сидела в своих новых покоях и все прокручивала этот инцидент в голове. Что еще я могла сказать? Может надо было как-то иначе себя повести?..
– Ну, в первую очередь надо было вообще поменьше откровенничать, – поругала я саму себя.
Если у меня и были какие-то иллюзии относительно того, что меня здесь примут, то теперь они развеялись. Все, кого я встретила за этот вечер, смотрели на меня со смесью презрения и непонимания. Вроде как: что она вообще тут забыла?! Рядом с Икелом-то Австером!
Его видеть были рады. На него смотрели с благоговением. Девицы из матушкиной свиты, слуги, стражники, какой-то представительный господин вздохнул с таким явственным облегчением, когда узнал, что Икел вернулся… Его очень-очень ждали. И даже особо не спрашивали, где малолетнего засранца черти носили столько времени. Мне бы за такие фокусы… Точно бы не простили, в общем!
Я сидела на подоконнике, поджав под себя ноги, и дышала свежим ночным воздухом. Прямо под моими окнами был небольшой рукотворный водоем – они были здесь буквально везде – и воздух был приятно наполнен влагой. Черная в ночи вода поблескивала, отражая лунный свет, а ветерок игрался с невесомым полупрозрачным тюлем.
Моему взору открывался вид на сказочный мир – это был не просто дворец, это был целый комплекс, растекающейся в городок. Мои покои были расположены достаточно высоко, чтобы звуки нижних ярусов почти не доходили. Полагаю, это было своего рода привилегией. Еще бы. Я же пара целого Икела Австера!
Ну, зато меня отмыли и отскребли так, что чище, чем в этот вечер я не была никогда – и это было приятно. Поужинать спокойно мы так и не смогли, но мне принесли еду в покои, хотя я и не просила.
На коленях лежала тарелка с закусками, и я уныло ковырялась в ней, все вспоминая взгляд Икеловой матушки. Этот инцидент до сих пор отзывается у меня спазмами в желудке и холодком на загривке, а она как-будто просто почву прощупала. Ерунда, вроде как, просто примерялась.
– Я вообще из покоев теперь выходить не буду! – прошептала я себе под нос.
Интересно, а когда я вернусь, меня встретят с такой же радостью? Почему-то в это не верилось. По собственной глупости оказалась не пойми где. Чему тут радоваться? Дядя Дони, наверное, волнуется…
Я вспомнила, как у него дрожали руки, когда он увидел, что я захожу в Лес. Сердце сдавило виной. Он точно волнуется. И я ни черта не могу сделать, чтобы он не волновался. Мне даже захотелось, чтобы вдруг оказалось, что ему дела до меня нет, чтобы оказалось, что он целуется где-нибудь с Дианой и в ус не дует. Потому что от мысли, что у него дрожат руки от того, что он не знает, где я и что со мной… Мне становилось дурно самой.