Артем
Саша всегда умела выводить из себя. В основном из-за упертого характера. Сказала: «Не буду ночевать у тебя», — значит, любым путем постарается убраться из моего дома.
Следующий час мы провели, споря друг с другом. В ее глазах неприкрытое отвращение к моей персоне, что не может не задевать меня. Поэтому я злюсь еще сильнее, меня заносит, я перекрываю ей пути к отступлению, она разбивает дорогую вазу, привезённую из Китая. При этом не отводит от меня взгляда, смотрит с вызовом, наслаждением. Ей нравится наша игра не меньше, чем мне. Она и рада нанести мне ущерб, отыграться за прошлые обиды.
— Выпусти меня, Полянский, иначе, клянусь, это последний раз, когда мы видимся, — яростно шипит она, не желая соглашаться со мной. А я и сам не знаю, зачем держу ее здесь.
Хотя нет. Вру. Знаю.
Рядом с ней во мне посыпается азарт, жажда, желание. И я веду себя словно хищник. Животное, способное думать лишь об одном. Ведомое инстинктами и примитивными желаниями.
Я схожу с ума оттого, что мне позволено лишь смотреть на неё. Боюсь испугать ее своим напором, но и в то же время мечтаю сломить ее защиту.
Ее близость доставляет некое удовольствие, в котором я не могу себе отказать. Хочу видеть ее в своём доме, хочу засыпать, зная, что она рядом, хочу любоваться ею, слышать ее смех. Но я всегда выбираю неверные пути. Как и сейчас. Иначе давно прекратил бы это противостояние, лишённое логики.
Мы сверлим друг друга взглядами, грудь Лавинской тяжело поднимается и опускается. Она облизывает губы, и это движение ее языка оказывает на меня гипнотическое действие.
Я не думаю, что делаю. Шаг вперед. Ближе к ней. Обхватываю Сашу за тонкую талию, замечаю, как распахнулись от удивления ее глаза, а в следующую минуту я впиваюсь поцелуем в ее губы. Саша замирает, позволяя мне вести в этой игре. Не отвечает, но я намерен сломить ее своим напором.
Я знаю, что ей нравится. Что она, как и я, в глубине души жаждет этого. Она все такая же вкусная, а ее губы мягкие. Я вжимаю ее в себя, углубляю поцелуй, не обращая никакого внимания на то, что Саша не отвечает мне.
И тут происходит то, чего я совсем не ожидал. Жгучая пощечина обрушается на мое лицо.
— Ауч, — морщусь я, отстранившись, и с неверием смотрю на Лави, которая сейчас напоминает разъяренную фурию.