— Почти все это время Марк был на работе. Но я у него спрошу.
— И что теперь?
— Теперь мне нужно вернуться в участок и хорошенько подумать.
— Аксель.
— Да?
— Он… — она сглотнула слезы. — Он не страдал?
Детектив смягчился. Он наклонился вперед, взял ее узкую ладонь в свою и заглянул в глаза.
— Нет. Он спал.
— Я очень плохая мать.
— Отдохни. Завтра мы снова поговорим.
Она кивнула, забрала руку и обхватила себя за плечи, закрыв глаза. При мысли о том, что завтра ее снова заставят вспоминать, пропадало дыхание. Детектив тихо поднялся с места. Пожал ее плечо на прощание, напомнил, что на вызовы стоит приезжать, сказал, что ему жаль, и, отворив дверь, вышел в раскаленный от софитов воздух студии.
Урсулла осталась одна. Место, где его рука прикоснулась к ней, горело. В горле пересохло, а в голове стучала одна единственная мысль: она плохая мать, она не смогла спасти своего ребенка. И она должна за это ответить.
23.47
Дом Лотти-Карлин
Женщина остановила автомобиль. Знакомые ворота были перетянуты желтой лентой. Урсулла вышла из машины. Резким, нервным движением сорвала ленту и застыла, глядя на то, как целлофан опускается на землю в желтоватом свете фар. Вечерняя прохлада забралась под блузку, заставив волоски на руках встать дыбом. По позвоночнику пробежал холодок. Она шагнула во двор, и некоторые уличные фонарики вспыхнули приглушенным светом, разгоняя ночные тени. Здесь не было ветра и не было голосов. Урсулла привыкла, что в этом доме всегда кто-то есть. Марк работал круглосуточно, но ее встречала прислуга и сын. Если она приезжала не слишком поздно, то находила ребенка с горничной рядом с домом. Он играл с игрушками в специальной детской сетке-яслях, а Мадлен готовила ужин или убиралась, каждые несколько минут выглядывая в окно. Были включены все фонари, и казалось, что ты из липкой и неприятной ночи попадаешь в день.
Фонарики выхватили из мглы неровный силуэт детской сетки. Урсулла схватилась за горло так, будто ей резко стало больно дышать. Она сделала еще несколько шагов. Лужайка была утоптана полицейскими, но она не заметила мусора. Все выглядело так, будто кто-то выключил время, и вот-вот в доме зажжется свет, сын покажется на пороге, а на кухне ее будет ждать воздушный яблочный пирог, который с таким мастерством пекла Мадлен.
Урсулла оставила ключи в замке зажигания, оставила открытой дверь, и теперь медленно, словно пьяный или тяжело больной человек, брела к своему дому. Желтоватый свет фар выхватывал ее фигуру и распадался вокруг нее, прочерчивая длинную неприятную тень. Эта тень пугала ее. Урсулла то и дело останавливалась, оглядывалась на автомобиль, щурясь от чрезвычайно яркого света. Детские ясли, дерево и канаты с игрушками и мягким настилом, где так любил сидеть Йорн, стояли в нескольких метрах от двери. В них по-прежнему лежала пластмассовая игрушка в виде машинки, которую Урсулла купила сыну на рождество.