Сэм вскочил, отпер бар, достал оттуда бутылку с виски, рокс, налил полбокала и залпом выпил. Он сошел с ума. Слишком много мистических картин, слишком много переживаний. Он сошел с ума. Он сошел с ума настолько, что верит, что это он в помутнении рассудка убивает детей в городе. Надо выяснить точное время убийств. А еще попросить кого-то за ним присмотреть.
Ну что за бред.
Выпив еще полбокала, Сэм, все такой же бледный, с влажной от волнения кожей, спустился вниз, схватил ключи от машины и прыгнул в свой porsche 911, свою прелесть, которую он купил не так давно, и в которой не чаял души. Она всегда давала ему тот запас сил, которого хватало на творчество, бизнес и бесчисленных любовниц. Алкоголь не мутил сознание, прояснял его. Сэм чувствовал себя всемогущим. Он несся на скорости под двести километров в час, играя в «шашки» с водителями на дороге, раз за разом прокручивая простой вопрос в голове: мог ли он настолько двинуться головой, что, выпав из реальности, начал убивать детей и рисовать картины их кровью?
И самое страшное, что измученное сложной и долгой жизнью сознание однозначно отвечало ему «да».
В участок художник вошел с четким ощущением того, что ему здесь не место. Мысли довели его до ручки, по дороге он допил бутылку, но вопреки всему твердо стоял на ногах. Сэм много пил. И никогда не чувствовал такого, чтобы алкоголь ему мешал, но сейчас виски в крови доводил его до крайности. И он понимал, что разговор предстоит непростой, и детектив мгновенно определит, что с ним что-то не так.
Художник не был знаком с Акселем Грином лично, но слышал о нем. И был бы последним лжецом, если бы сказал, что хотел с ним встретиться. Особенно, сейчас. Смятый эскиз лежал в кармане пиджака. Мун не знал, зачем взял его с собой, но теперь теребил его пальцами свободной руки. Его отвели в комнату для допросов и оставили там одного. Мун смотрел фильмы, и понимал, что за ним, скорее всего, наблюдают. И, скорее всего, подозревают. У всех жителей Треверберга слово «художник» ассоциировалось с его фамилией. Кристианна хорошо делала свою работу, а Мун был гениален, и полностью отдавал себе в этом отчет. Только сейчас эта слава играла дурную роль. Он самый популярный художник. И он же первый подозреваемый вопреки любой логике и смыслу.
Дверь открылась, пропуская высокого, статного, но чересчур мрачного мужчину. Цепкий взгляд художника отметил пронзительный цвет глаз, который в данный момент он назвал бы скорее «берлинская лазурь», светло-соломенный отлив волос, небрежно падающих на широкие плечи. Сэму понравились четко выделенные черты лица, в которых сквозила жесткость, благородство и завидная толика упрямства. Но важнее всего было то, что в глазах детектива Сэм прочитал мрачную решимость. Стало спокойно. Пьяный, измученный мыслями и сомнениями художник улыбнулся и протянул детективу руку.