– Краснова, тоже присядьте, – сказал Кош, избегая смотреть в её сторону, потому что уже с трудом сдерживался.
Хорошо, что в этот момент в столовую вбежала Барбара. В руках у нее был футляр с рогульками – очень кстати. Вот она-то точно не потеряла головы. Значит, прошло уже, отпустил её котик-братик… Надо будет обрадовать Федьку… Кош поймал себя на мысли, что думает о всякой ерунде, только бы позабыть про Краснову, которая и не думала уходить, а по прежнему стояла рядом. И пылала так, что его припекало даже за полтора метра. Аж кровь сворачивалась.
– Быстренько, за стол, – Барбара поняла всё с первого взгляда и легко подтолкнула Василису прочь. – Сейчас мы во всём разберёмся…
Вдвоём они быстро проверили всех присутствующих, включая персонал столовой. Ничего. Ни на одном не было следов исходящей магии. На Вольпиной тоже исходящей не было. Кто же постарался? Кош пристально оглядел студентов, избегая смотреть в сторону Красновой.
Из столовой никто не выходил. Только Царёв и Быков. Надо проверить их.
Быков… опять выгораживал Краснову. Откуда такая симпатия? И Царёв…
Барбара нагадала, что возле жар-птицы пятеро врагов. И где же они?..
Не удержавшись, Кош посмотрел на дальний столик, на одиноко сгорбившуюся фигурку в голубой рубашке.
– Все свободны, – сказал он, поправил галстук и поймал Барбару за запястье. – Скажи Красновой, чтобы через пятнадцать минут была у меня в кабинете, – он понизил голос, чтобы не услышали остальные. – Час на чистку яиц. Через пятнадцать минут.
– Хорошо, – Барбара кивнула, сочувственно посмотрела на него. – Еще что-то?
– Нет, – он оттянул ворот, чтобы глотнуть воздуха. – Пойду, проверю Царёва. На всякий случай.
– За что наказана-то?! – вспылила я, когда Ягушевская послала меня в кабинет ректора.
Опять чистить яйца! Что за дурацкое наказание! И за что?!
– Сейчас девятнадцать сорок пять, – сказала Ягушевская, не выказав ни недовольства, ни раздражения. – Ровно в восемь вы должны прибыть в кабинет. Это приказ ректора. Не обсуждается.
– Не обсуждается! – бросила я с отвращением и пошла вон из столовой.
Все завернулись, и я чуть не скорчила гримасу, показывая, как они все бесят. Своей тупостью, своей дуростью!..
И ещё ректор!
Сейчас приду – и всё ему выскажу. Что Вольпина – вовсе не овечечка невинная. Что это всё – её проделки. Я уверена, что её!
Красные глаза черепа на двери блеснули зловеще, и я от души стукнула кольцом.
– Можно? – заглянув в кабинет, я обнаружила, что там пусто.
Мягким оранжевым светом горела лампа из матового стекла, окно приоткрыто, жалюзи приподняты, и в кабинете свежо и прохладно. Пахнет осенней листвой и дождем. Совершенно умиротворяющая обстановка. Но возле застекленных полок, на которых красовались драгоценные яйца Фаберже, лежала груда тряпок, бархоток и стояло ведро. Меня явно ждали, и умиротворение растаяло само собой.