А еще оттого, что я ничего не буду делать.
Нет, сделать можно было, но от этого стало бы только хуже, служебное разбирательство, беседа с руководством и психологами, отстранение от полетов, и не факт, что меня вернут потом обратно.
Все сводится к тому, что я сама это допустила, сама позволила, сама виновата, сама неправильно себя повела, не сумела замять конфликт и сгладить острые углы в общении.
Остается принять и проглотить всю ситуацию. Потом проблеваться, и все пройдет. Я давно поняла, что быть женщиной, это тяжелая ноша.
Мои размышления прервал стук в дверь. Смотрю на нее и понимаю, что не хочу вставать. Стук повторяется.
Может, Курапов пришел снова поговорить по душам?
Медленно поднимаюсь, заправляю распущенные волосы за уши, кутаюсь в одеяло и иду к двери.
— Кто там? — прислушиваюсь, жду ответа.
— Завтрак в номер.
— Я не заказывала.
— Он входит в стоимость номера.
Один поворот замка, открываю дверь, но за ней совсем не завтрак. Тут же пытаюсь закрыть ее обратно, потому что не хочу видеть этого человека. Не хочу видеть никого из них.
Никогда.
— Отпусти дверь.
— А то что?
Громов смотрит наглыми зелеными глазами, на губах легкая улыбка, рассматривает меня с ног до головы. Эдакий хозяин жизни в рубашке и пальто за три тысячи евро.
— Я не одна.
Выражение его лица моментально меняется, по нему можно прочитать, что он сейчас думает. Мысли незамысловатые, думала он умнее. Голая девушка в одном одеяле, растрепанные и распущенные волосы, искусанные губы, которые, кстати, он же и искусал. Наверняка сейчас, по его мнению, в моей кроватке на смятых простынях первый пилот.
— Ты не одна? — улыбка пропадает, взгляд становится тяжелее, он делает шаг в мой номер.
И почему у всех мужиков одинаковые дебильные вопросы?
— Не твое дело.
— Уже мое.
— Я, вообще-то, тебя не приглашала.
И откуда во мне столько дерзости с утра? Не понимаю.
— Я и не спрашиваю твоего разрешения, — отодвигает меня в сторону, проходит в номер.
— Совсем обнаглел?
Придерживая одеяло, иду за мужчиной. Громов широкими шагами преодолевает расстояние до кровати, останавливается, смотрит на смятые простыни и разбросанные по полу вещи.
— Не одна, говоришь?
— Не твое дело, выйди и не нарушай мое личное пространство. Вылет в семь вечера, там и увидимся.
— Ты за ночь борзянки объелась?
— Вы с дружком пережрали ее, видимо, давно. Сейчас я не стюардесса, и мы не на борту, расшаркиваться перед тобой я не буду.
Чувствую, как меня начинает колотить, сжимаю одеяло на груди, смотрю в зеленые глаза мужчины. Не могу предсказать его реакцию на мою дерзость, такие не любят, когда им перечат. Такие, как он, делают, что хотят, и мнение окружающих их не волнует.